Нити зла

Но Саран не терял бдительности. Он лежал недвижимо, как мертвый. Терпения ему было не занимать.

Даже сейчас, в нынешнем состоянии, он оставался поразительно хорош собой. Кожу покрывал слой пыли, в которой прочертили дорожки капельки стекающего пота. Черные, до подбородка, волосы влажными грязными прядями облепили лицо и шею. Черты лица выдавали кураальского аристократа: твердый, даже жесткий рельеф губ, надменный взгляд карих глаз, агрессивный, с горбинкой нос. Бледная кожа потемнела от загара после многомесячных скитаний в джунглях, но осталась безукоризненно чистой, и иных следов перенесенные испытания не нанесли.

Честь и традиции запрещали Сарану менять тесный, строгий наряд своей родины на более подходящую одежду. Поэтому, несмотря на неудобство, на нем была накрахмаленная черная блуза, кое-где уже смятая. По краю высокого воротника змеилась серебряная вышивка, спускавшаяся от горловины до бедра вдоль расположенных сбоку застежек. Черные штаны с серебряной отделкой он заправлял в смазанные кожаные ботинки, которые туго охватывали щиколотки и натирали немилосердно во время долгих переходов. На запястье левой руки — именно той, что сейчас поддерживала ствол винтовки, — висел крохотный медальон из платины с изображением спирали и треугольного щита, символов кураальского бога Иктиса, от которого Саран получил свое второе имя.

Он обдумывал ситуацию, не отрывая взгляда от лощины. Самый узкий участок ущелья был напичкан ловушками, а по обе стороны возвышались отвесные стены. Валуны, лежащие грудами, — напоминание о прежних обвалах — возвышались футов на восемь или больше, образуя естественный лабиринт, через который непременно пройдет охотящаяся тварь. Если только она не решит взобраться на вершину. В этом случае Саран убьет ее.

Выше, вблизи от сидящего в засаде человека, старое речное русло расширялось, и там начинались заросли. Растения самых разных видов боролись за каждый свободный пятачок земли и за свет, подбираясь к самым берегам. Скалы сжимали деревья с боков — темно-серый камень с белыми прожилками.

Первостепенной задачей Саран считал задержать врага в пересохшем русле реки. Если только существо доберется до деревьев…

Едва уловимое движение — на пределе видимости. Часы, проведенные без движения, не помешали Сарану среагировать мгновенно. Он прицелился и выстрелил.

Вой. Звук, похожий одновременно на визг и на мычание, прокатился вверх по склону.

Саран перезарядил винтовку, плавным движением передернул затвор. У него еще оставался запас пороха. При нормальных условиях хватило бы на семь выстрелов. В такой сырости — на пять от силы. Чертовски ненадежная вещь этот порох!

Чужеродный звук ружейного выстрела подавил все другие. В перепуганных джунглях воцарилась тишина. Саран ждал движения. Ничего. Постепенно в лесу снова зазвенело и зажужжало, крики животных и трели птиц вновь сливались в безумную какофонию вечной жизни.

— Попал? — раздался голос из-за плеча стрелка. Тсата задал вопрос на сарамирском, единственном языке, который понимали все оставшиеся в живых члены экспедиции.

— Возможно, — ответил Саран, не сводя взгляда с ущелья.

— Оно знает — мы здесь. — Было неясно, что имел в виду Тсата: что Саран выдал их местонахождение выстрелом или что монстр выследил их еще раньше. Тсата знал много языков, но грамматика сарамирского смущала даже его. Только урожденный сарамирец мог правильно употреблять окончания своего языка. Для остальных эта задача оставалась почти непосильной.

— Оно уже это знало, — тихо уточнил Саран.

Тварь чудовищно умна, по крайней мере казалась таковой до сих пор. Множество раз ей удавалось опередить группу, предугадать маршрут экспедиции, обойти стороной ловушки и распознать ложные следы. Один лишь Тсата два дня назад увидел монстра, направлявшегося вслед за экспедицией в лощину. Ни Саран, ни Тсата не обманывали себя: их ловушки не застигнут хищника врасплох. Единственная надежда заключалась в том, что хищник просто не сможет обойти все капканы.

— А где Вейта? — спросил Саран. Он вдруг понял, что Тсата рядом с ним, а не там, где должен быть, внизу, под прикрытием валунов. Иногда Саран жалел, что жители Охамбы лишены с детства привитой дисциплины, которой могут гордиться сарамирцы и кураальцы. Вместо этого они обладали неуемным темпераментом, благодаря чему поведение «прирожденных анархистов» становилось непредсказуемым.

— Справа. Под деревьями, в тени…

Саран не позволил себе отвлечься. Он уже хотел задать другой вопрос, но в этот момент в ущелье грохнул глухой взрыв, от которого по деревьям прошел ветер и задрожали скалы. Над серединой старицы медленно поднималось плотное облако беловатой пыли.

Отзвуки взрыва еще пульсировали в небе, и джунгли снова затихли. Все живые твари разом умолкли — такая тишина производила гнетущее впечатление. На протяжении нескольких месяцев шум джунглей служил неизменным фоном, а сейчас внезапно повисшая тишина отдавалась в мозгу болезненной пустотой.