Ниточка к сердцу

Миссис Михайлик начала перевязывать огромную рану на правой руке Пейтона. Где она взяла бинт? Во всяком случае, не в походной аптечке. Видно, пустила в ход свою нижнюю юбку. Раскачивалась взад-вперед и напевала распростертому на земле чернокожему что-то утешительное.

Саймс деликатно тронул ее за плечо:

— Очень сожалею, но вы зря тратите время. Он мертв. Кажется, у него перелом шейных позвонков.

Она медленно поднялась, оглянулась и перевела взгляд на неподвижное тело Пейтона. В глазах за толстыми стеклами очков отразилось недоверие, а потом из них вдруг хлынули слезы. Она пыталась совладать с собой, но не могла. Сняла очки, вытерла глаза. Саймс взял ее за руку и отвел к костру. Моллет повернулся к Кесслеру:

— Да, повезло тебе!

— При чем тут везение? — буркнул Кесслер, взял лопату и принялся копать могилу.

Они обыскали Пейтона, чтобы узнать имена и адреса ближайших родственников, и похоронили. Кесслер вырезал грубый деревянный крест. Саймс, стоя с фуражкой в руке, попросил небо принять душу одного из своих сыновей.

— Аминь! — прогремел Моллет.

— Аминь! — эхом откликнулся Малыш Ку. И все остальные. Миссис Михайлик снова зашмыгала носом.

На следующий день тропинка стала отклоняться к западу, пришлось свернуть на другую, которая вела севернее. Скоро путь стал пошире, и отряд пошел быстрее. Притихшие после ночной трагедии, люди жались друг к другу и шли в том же порядке, что и раньше, только Фини бежал теперь впереди, рядом с Саймсом. Дорога потихоньку поднималась в гору. Деревьев с пышными кронами стало меньше, и в листве все чаще появлялись просветы, сквозь которые нещадно палило злобное голубое солнце. Путники обливались потом, одежда прилипла к телу, волосы склеились. Воздух еще больше уплотнился, стало нестерпимо душно. Незадолго до полудня миссис Михайлик решила, что с нее хватит. Она присела на ствол упавшего дерева, очки затуманились, лицо выражало тупую покорность судьбе.

— Мои ноги.

— Болеть ноги, мамушка? — обеспокоенно спросил Григор.

— Зовсем больже не можу, — тяжело вздохнула она.

Подошли Кесслер, Саймс и остальные.

— Что случилось? — спросил Саймс.

— У нее ноги разболелись, — ответил Моллет.

— Значит, сделаем остановку, — твердо сказал Саймс, стараясь не показывать, что его тревожит вынужденная задержка. Может, это и к лучшему, все устали.

— Без меня лудше, — заявила миссис Михайлик, — вы идете, я оздавайсь.

— Что? Бросить вас здесь одну?

— Не одну, — вмешался Григор и решительно уселся рядом с женой, — я оздавайсь доже.

— И обречете себя на верную смерть, — с сарказмом заметил Саймс.

— Умирадь вмезде, — резко возразил Григор, как будто это все решало.

Пухлые пальцы с нежностью погладили руку супруга.

— Не нужно оздавайсь для меня, Григор. Эдо глубо, иди дальже.

— Я оздавайсь, — упрямо повторил Григор.

— Мы останемся все, — безапелляционно заявил Саймс. Он взглянул на часы. — Посмотрим, что вы скажете через час. А пока можно перекусить.

Его взгляд скользнул по спутникам и остановился на Моллете.

— Что тебя гложет, Билл? Ты сам не свой.

Моллет неуверенно переминался с ноги на ногу. Все посмотрели на него.

— Я… Я..

— Послушай, Билл, если хочешь сказать что-то умное — выкладывай. А если чепуха какая, лучше помолчи.

Моллет наконец решился:

— В спортивной школе меня считали хорошим массажистом.

— И что?

Стараясь не встретиться взглядом с миссис Михайлик, он быстро сказал:

— Я умею снимать усталость ног.

— Правда? — лицо Саймса просветлело. — Так это же выход. Сможешь ей помочь?

— Если она захочет.

— Конечно, захочет. Вы ведь не против?

— Мамушка, ды ведь не бротив? — умоляюще спросил Григор.

— Я доздавлять много друднозди! — запротестовала она.

— Этих трудностей станет еще больше, если мы будем сидеть на месте, вместо того чтобы идти вперед. Займись ею, Билл.

— Для начала нужна теплая вода, — сказал Моллет, — думаю…

— Там сзади остался ручей, пойду принесу воды, — перебил его Сэмми Файнстоун, разыскивая в куче мешков брезентовое ведро.

— Нет, один ты не пойдешь! — одернул его Саймс. — Ведро воды не стоит человеческой жизни. Сходи с ним, Макс. У тебя хотя бы пистолет.

Они ушли и вскоре вернулись с водой, уже нагревшейся на солнце. Миссис Михайлик робко опустила в ведерко свои распухшие ноги, чтобы они отмокли. Потом старательно вытерла их, и Билл Моллет зажал одну ее ногу между коленями, точно собирался подковывать лошадь. Размяв пальцы, он принялся за работу. Сгибал и скручивал ногу, прорабатывал связки и мышцы. Потом проделал то же самое с другой.

— У кого есть аптечка?

Сэмми передал ему набор первой помощи. Моллет порылся среди баночек и пакетиков, достал эфир и плеснул на каждую ногу.

— Ой, холодная! — вздрогнула миссис Михайлик.

— Сейчас испарится, — пояснил Моллет и занялся ее туфлями. Смазал вазелином, постучал по ним палкой, еще раз смазал и начал сгибать и разгибать толстые подошвы, стараясь свести носы с пятками. Потом отдал туфли миссис Михайлик.

— Надевайте. Туго не зашнуровывайте.

Она обулась, встала и прошлась по тропинке. Ее глаза засияли детским восторгом, и Моллет впервые заметил, что они у нее ярко-голубые, как у фарфоровой куклы.