НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

— Послушайте, — сказал я. — Я струсил ночью — вот и все. Почему нам обоим не признаться, что мы сваляли дурака?

Фостер отрицательно покачал головой:

— Все та же инерция мышления, присущая человеческому разуму. Как он сопротивляется новым идеям!

— Такие новые идеи, о которых вы говорите, могут привести нас обоих в психушку, — заметил я.

— Лиджен, — произнес Фостер, — я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили то, что я вам сейчас скажу. Это важно, чрезвычайно важно. Не буду терять время на предисловия. Дневник, который я вам показывал, находится в кармане моего пиджака. Вы должны прочитать ту его часть, которая написана по-английски. Может, после этого то, что я собираюсь вам рассказать, приобретет для вас больший смысл.

— Надеюсь, вы не собираетесь писать завещание, мистер Фостер, — сказал я. — Только вначале объясните, от чего это мы так резво удираем?

— Я буду с вами откровенен, — ровным голосом произнес Фостер. — Я не знаю.

Фостер свернул на темную дорогу, ведущую к безлюдной станции техобслуживания, плавно остановился, затянул ручной тормоз и тяжело откинулся на спинку сидения.

— Не могли бы вы ненадолго сесть за руль, Лиджен? — спросил он. — Я что-то не очень хорошо себя чувствую.

— Конечно, давайте, — согласился я, открыл дверь, выбрался из машины и обошел ее.

Фостер как-то поник: глаза закрыты, лицо вытянутое, утомленное. Он выглядел старше, чем накануне вечером, намного старше. Но наше ночное приключение и меня вряд ли сделало моложе.

Наконец он открыл глаза и тупо посмотрел на меня. Казалось, он с усилием пытается взять себя в руки.

— Извините, — промолвил он. — Мне не по себе.

И передвинулся, а я сел за руль.

— Если вы больны, — сказал я, — нам нужно найти врача.

— Нет, все в порядке, — невнятно пробормотал он. — Поезжайте.

— Мы уже в 150 милях от Мейпорта, — сообщил я.

Фостер повернулся ко мне, попытался что-то сказать и свалился в глубоком обмороке. Я пощупал его пульс: он был сильным и ровным. Я приподнял ему веко — на меня невидяще уставился расширенный зрачок. С ним ничего страшного — так, во всяком случае, я надеялся. Но его нужно было уложить в постель и вызвать врача. Мы находились на окраине небольшого городка. Я отпустил ручной тормоз, медленно въехал в город и, завернув за угол, остановился перед покосившимся тентом над входом в захудалую гостиницу. Когда я выключил двигатель, Фостер даже не шевельнулся.

— Фостер, — обратился я к нему, — я собираюсь уложить вас в постель. Вы можете идти?

Он тихо застонал и открыл глаза. Они были как стеклянные. Я выбрался из машины и вытащил его на тротуар. Он по-прежнему был наполовину в обмороке. Я провел его через темный вестибюль к регистрационной стойке, над которой горела тусклая лампочка, и позвонил в звонок. Мы подождали минуту, пока откуда-то, шаркая по полу, не появился заспанный старик. Он зевнул, подозрительно оглядел меня, взглянул на Фостера.

— Пьяных не принимаем, — заявил он. — Здесь приличное заведение.

— Мой друг болен, — сказал я. — Нам нужен двойной номер с ванной. И вызовите врача.

— Что у него? — спросил старик. — Заразное?

— Это я и хочу узнать у доктора.

— До утра я не могу вам вызвать никакого доктора. И отдельных ванн у нас нет.

Я расписался в книге постояльцев. Мы поднялись в старомодном лифте на четвертый этаж и прошли через мрачный холл к двери, окрашенной коричневой, уже местами облупившейся краской. Дверь выглядела негостеприимно; комната за ней была ненамного лучше: цветастые обои от пола до потолка, старый умывальник и две широкие кровати. На одну из них я уложил Фостера. Он бессильно раскинулся на постели с безмятежным выражением лица, таким, какое безуспешно пытаются придать своим клиентам гробовщики. Я сел на другую кровать и разулся. Теперь наступила моя очередь ощутить, насколько устал мой рассудок. Я лег на кровать и почувствовал, что погружаюсь во тьму, как камень, брошенный в стоячую воду.

Я проснулся оттого, что мне приснился сон, в котором я разгадал тайну жизни. Я попытался ухватиться за пришедшую мне во сне мысль, но она ускользнула, как это всегда бывает.

Сквозь пыльные окна пробивался серый свет дня. Фостер спал, распластавшись на широкой продавленной кровати. Лампа под потолком, прикрытая поблекшим абажуром с бахромой, бросала на него болезненно-желтый свет, от которого вся картина становилась еще более унылой. Я щелкнул выключателем.

Фостер лежал на спине, широко раскинув руки и тяжело дыша. Может, все это было вызвано простым переутомлением, и доктор ему вовсе не нужен? Может, он скоро проснется, преисполненный нетерпения вновь пуститься в путь?

Что же касалось меня, то я снова был голоден. Нужно было раздобыть доллар-два на сэндвичи. Я подошел к кровати и окликнул Фостера. Он даже не пошевелился. Если он так крепко спит, то я вряд ли смогу его разбудить…