Ниточка жизни

Но учительница у них была не промах. Умела разговаривать с деревенскими, ещё с Гражданской войны, когда девчонкой молодой по продразвёрстке ездила хлеб с них, куркулей несознательных, выколачивать. Тогда, конечно, легче было. Придёшь, наганом перед носом такой контры помашешь, и он как миленький, выдаст свои пару десятков мешков зерна. Зато и ребят сколько из обрезов положили, не счесть. Устроят засаду в лесу, перебьют чоновцев и хлеб общественный разворуют. Сволочи, не добили их, вот они и осмелели. Собственность частная во всём виновата, мелкобуржуазная стихия, были бы настоящие сельхозкоммуны, и разговоров бы таких не было. Понимаешь, девка ему в хозяйстве нужна, лошадь нашёл. Да у них вообще детей отбирать надо, чтобы вот такими уродами не вырастали! Людмила Петровна спокойно выслушала дядьку, демонстративно стряхнула грязь с сапог на чистый пол, достала пачку «Беломора» из кармана замызганной фуфайки, в таком наряде она через деревенские лужи прыгала, выщелкнула одну папироску. Закурила. Без спросу присела на стул, отодвинутый от стола, положила ногу на ногу и принялась без стеснения сверлить глазами хозяев. Дядька с тёткой от удивления дар речи потеряли. А Людмила Петровна, выдержав, как профессиональный актёр, паузу, выпустила облако дыма прямо в нос растерявшейся тётки и выстрелила последним аргументом:

– Вы что ж, выходит, против линии партии? По всей стране вводится обязательное семилетнее образование. А Клещёвы против. Так и запишем. Фамилия ещё какая. Ты, часом, не из мироедов, не из кулаков будешь? – обратилась она уже исключительно к дядьке.

Тот аж задрожал.

– Не-е, середняки мы. Давно, у прадеда мельница была, так это ещё при барах было. А потом сгорела она. Мы – трудовое крестьянство, колхозники. И Советскую власть уважаем.

– Ну вот и хорошо, что уважаете. Значит, Зина, слушай меня. Завтра тебе дам справку об успеваемости. Отнесёшь её в семилетку, в Андроново. Ясно?

Зина кивнула. А учительница продолжила:

– В следующем году уже никто пятый класс не пропустит! Не пустите в этом году – в следующем уже контрреволюционную деятельность притянуть смогут там – она неопределённо махнула рукой в сторону леса, – так что шутки кончились, товарищи колхозники! Стране нужны образованные граждане!

Людмила Петровна загасила цигарку о стол и бросила на пол. Дядька с тёткой молчали. Упоминания о «там» было достаточно, они уже, скрепя сердце, отпустили Зину. Наконец дядька выдавил из себя:

– Ай, и пущай иде, коли охота. Мы же за Советскую власть. Супротив неё никогда не были.

Зина не поверила своим ушам. Она сама очень-очень хотела учиться дальше. Понимала – учёба вытащит её из этого деревенского болота. Постояла немного, от неожиданности глотая, как лошадь, воздух ртом и расплакалась.

***

– Зина, Зин! – кто-то толкал её в плечо.

Зина с трудом разодрала веки, потёрла глаза руками и различила в темноте Варю – одну из своих фабричных соседок.

– Чего?

– Что случилось? Ты уже минут десять рыдаешь, всех разбудила! – в голосе Вари слышалось неподдельная обеспокоенность.

– А-а-а, нет, ничего, сон плохой приснился. Прости.

– Да ладно, ты не стесняйся если что. Мы тоже ведь люди, понимаем, даром, что необразованные.

– Спасибо, – протянула Зина и уткнулась лицом в подушку.

«Тоже мне нашла образованную! – пронеслись в голове горькие мысли. – Могла бы стать, кабы не война. После школы медсестёр, поработав года три и закончив вечернюю, можно было поступать в институт. Зина только на мгновение представила себя на обходе. Идёт важная, в белом халате, сзади-сбоку с историями болезней медсестра. Больные с видимым напряжением ждут своей очереди. Когда она, такая величавая, авторитетная появится наконец и скажет своё веское слово. Но это в мечтаниях, а так смогла она лишь с горем пополам восьмой и девятый за три года закончить.