Ницше

…Если он [Ницше] отказался учить людей любви и состраданию, то лишь потому, что понял своим тяжелым опытом, что любовь и сострадание ничего принести не могут и что задача философа в ином: не пропагандировать любовь к ближнему и сострадание, а справиться с этими чувствами, ответить на вопросы, которые они задают. «Горе тем любящим, у которых нет ничего выше сострадания», — восклицает Заратустра, — и в этом разгадка того, что называют «жестокостью» Ницше.

Ницше не борется с состраданием (о себе самом говорит, что «задыхается от сострадания»), но ищет более действенные средства поддержания жизни, говорит о недостатке сострадания для ее поддержания, ищет то, что выше сострадания (то есть не выпадает из ряда моралистов, но в известном смысле ведет себя как сверхморалист).

Л. Шестов:

Традиционная, приспособившаяся к среднему человеку нравственность оскорбляла Ницше своим высокомерным отношением к людям, своей готовностью клеймить всех, кто хоть притворно не отдает ей дани уважения. Ей приходилось чуть ли не весь мир, всех людей объявлять дурными, и она соглашалась на это, лишь бы не поступиться своими правами на первенство. Ницше ищет такой справедливости, которая бы не наказание, т. е. не материальные невзгоды несла на себе, а вину. Что, собственно, кроется под этими словами, если не комментарий к евангельской притче о фарисее и мытаре? Ибо всякий нравственно осуждающий, всякий слагающий вину на ближнего обязательно говорит про себя: «Благодарю тебя, Господи, но я не таков, как этот мытарь». А вот еще слова Заратустры по этому поводу: «Наслаждение и невинность — стыдливейшие вещи. Они не хотят, чтобы их искали. Их должно иметь — но искать их должно скорее вины и страдания». Это ли речи Антихриста?

Будучи в собственной жизни по любым меркам глубоко нравственным человеком, Ницше лучше многих учителей человечества понимал «цену» этичности: «Ни за что так дорого человек не расплачивается, как за свои добродетели». Если хотите, имморализм Ницше гораздо моральней «нравственности» Толстого в перспективе личного опыта того и другого. Оба не следовали тому, чему учили, но, согласитесь, есть злая ирония в том, что имморалист всеми близкими людьми характеризовался как эталон нравственности, а проповедник морали даже после арзамасского ужаса подставленной под удар щеке предпочитал лично не подставляться…

Сравнивая Ницше и Толстого, Лев Шестов писал, что Ницше гораздо благочестивей, ибо Толстой жил вопреки тому, чему учил, а Ницше никогда не нарушал заповедей Христа в личной жизни.

Величайший гуманист нашего времени Альберт Швейцер, причисляя Ницше к первому ряду моралистов человечества, видел его заслугу в создании этики самосовершенствования, высшей морали жизнеутверждения.

Его никогда не забудут те, кто испытал всю силу воздействия его идей, когда его страстные творения, как весенний ветер, налетели с высоких гор в долины философии уходящего ХIХ века, ибо они останутся всегда благодарны этому мыслителю, проповедовавшему истину и веру в личность.

Высшую этику жизнеутверждения Ницше обосновывал как развитие воли к могуществу, высшей духовности. «Отправляясь от этического начала, содержащегося в жизнеутверждении, он возводит само это жизнеутверждение в этику».

Принято отождествлять ницшеанство с культом жестокости и бессердечия. Послушаем самого Ницше: