Ницше

Если судить по эпистолярию этого периода, Ницше перестает контролировать свои поступки и без всяких на то оснований начинает рвать последние дружеские связи. Своей доброй и снисходительной подруге Мальвиде фон Мейзенбуг, горячей поклоннице Вагнера, он пишет письмо, в котором налицо признаки надвигающейся мании величия:

Я дал людям глубочайшую книгу [речь идет о «Случае Вагнер»], но это дорого стоит… Иногда для того, чтобы стать бессмертным, надо заплатить ценою целой жизни! На моей дороге постоянно стоит байрёйтский кретинизм. Старый соблазнитель Вагнер, хотя и мертвый, продолжает похищать у меня тех людей, которые могли бы понять мои творения. Но вот в Дании меня понимают и чествуют! Доктор Георг Брандес, у которого живой ум, осмелился говорить обо мне в Копенгагенском университете! И с блестящим успехом! На лекциях собиралось более трехсот слушателей, устроивших овацию! В Нью-Йорке готовится нечто подобное! Ведь у меня самый независимый ум во всей Европе, и я единственный немецкий писатель. Это что-нибудь да значит.

В постскриптуме к письму содержится прозрачный намек в адрес корреспондентки:

Для того чтобы выносить мои произведения, надо иметь великую душу. Я очень счастлив, что восстановил против себя все слабое и добродетельное.

Еще не понимая, что с Ницше происходит нечто неладное, снисходительная госпожа Мейзенбуг отвечает:

Все слабое и добродетельное, говорите Вы, против Вас? Не будьте парадоксальны! Добродетель не слаба, это сила, об этом достаточно сказано. И сами Вы разве не представляете собою живое противоречие тому, что Вы говорите? Вы добродетельны, и пример Вашей жизни, если бы люди могли только его знать, убедил бы их скорее, чем Ваши книги…

Ницше не довольствуется сказанным и, посылая г-же Мейзенбуг «Случай Вагнер», произведение, которое может причинить ей только боль, не довольствуется содеянным, но, чуть ли не с издевкой, просит осведомиться у зятя, мужа ее приемной дочери Ольги Герцен, Габриэля Моно, кто бы мог издать памфлет во Франции. Но терпение его приятельницы безгранично: она отвечает с прежней вежливостью, уклоняясь, однако, от ответа на просьбу Ницше. Тут-то и происходит нечто невозможное для прежнего философа-поэта. Одно за другим он посылает подруге два оскорбительных письма: «Эти сегодняшние людишки с их жалким выродившимся инстинктом должны быть счастливы, имея того, кто в неясных случаях говорит им правду в глаза». Они нуждаются «в гении лжи. Я же имею честь быть антиподом — гением истины». Во втором письме читаем: