Ницше и христианство

Ницше дает нам целую школу, приучая нас к чувствительности интуитивного восприятия, к отчетливому осознанию двусмысленности и многозначности, наконец, к подвижности мысли без фиксации какого-либо объективного знания. Общение с Ницше делает вас разрыхленным, как готовую для посева грядку. Открываются все возможности — более ничего.

Он не указывает пути, не учит нас никакой вере, не дает нам точки опоры, почвы под ногами. Наоборот, он не дает нам ни секунды покоя, беспрерывно нас мучит, гонит из всякого угла, куда мы забились, отбирает последнюю тряпку, которой можно прикрыться.

Он хочет поместить нас в Ничто и тем расширить наше пространство; он заставляет нас увидеть пустоту под нашими ногами, чтобы дать нам возможность искать и, может быть, найти подлинную нашу почву — ту, из которой мы вышли.

Часто Ницше обращается к нам так, словно предъявляет нам определенные требования — но это лишь в пути; в конце же пути он вновь снимает все требования и предоставляет нас самим себе.

После того, как философия, подобная ницшевской, однажды явилась на свет, мы уже не можем оставаться верными истине, если не отважимся отдаться ему, открыться; если, упорствуя в своем неприятии некоторых абсурдных частностей, не дадим Целому воздействовать на нас; тогда некому будет взрыхлить нашу восприимчивость к ценностям, дать нам ощутить диалектическую безграничность.

Но каково будет наше отношение к провозглашенным Ницше тезисам в том случае, если мы не только не убедимся в их истине, но как раз во имя истины решимся выступить против них и захотим на них ответить? Во-первых, нам нужно выделить то, что в принципе поддается эмпирической и рациональной проверке: тут мы можем положиться на собственную методическую и научную правдивость Ницше, проявляемую им во многих местах с предельной отчетливостью; в результате, мы установим, что мы знаем и чего не знаем, что можем исследовать и что исследованию не поддается. Во-вторых, мы подвергнем испытанию ницшевские оценки и воззрения, взяв критерием наше собственное существо: мы предоставим нашему внутреннему чувству тихо распускаться в нас, пока оно не достигнет полной ясности. В-третьих, мы усвоим себе специфически философские движения мысли, и прежде всего диалектические, благодаря которым мы способны будем воспринять фактически философскую мысль Ницше, то есть понять каждое изолированное высказывание в свете Целого: тогда мы, вероятно, убедимся либо в относительной истине этой мысли, либо в ее отпадении от истины и, следовательно, ее неприемлемости для нас.

11. Проклятие Ницше

Вот почему всякий, кто пожелает проникнуть в мысли Ницше, должен сам обладать большой внутренней надежностью: в его собственной душе должен звучать голос подлинного стремления к истине. Из Ницше вечно рвется наружу неудовлетворенность всем на свете, желание большего и жажда преодоления — и все это предъявляет исключительно высокие требования к человеку, который пожелает к Ницше прислушаться. Ницшевская мысль требует от человека высокой свободы — не пустой свободы, которая ограничивается тем, что отделывается от всего ее стесняющего, а свободы наполненной, выходящей навстречу человеку из его собственной исторической глубины, дарящей ему самого себя непостижимым для него образом. Кто соблазнится, кто позволит Ницше увлечь себя хитросплетениями пустых софизмов, кажущейся бесспорностью истин, спонтанностью произвольных порывов, дурманящим упоением крайностями, тот уже заведомо проклят. Порой в самых удивительных выражениях Ницше призывает проклятие на головы «назойливых почитателей», «обезьян Заратустры», всех тех, кто «не имея на то ни права, ни полномочия станут прикрываться моим авторитетом» (что чрезвычайно его тревожит). Ко всем людям, позволившим его, ницшевской, философии соблазнить себя и обмануть, он в гневе восклицает: «Этим нынешним людям я не стану светить — и не светом назовут они меня. Этих — я желаю ослепить: молния моей мудрости! Выжги им глаза!» (VI, 241).

На дружеское напутствие это совсем не похоже. Ницше отпускает нас от себя так, словно отказывает нам в себе. Вся тяжесть возлагается на нас. Истинно лишь то, что исходит из нас самих — при посредстве Ницше.

Место Ницше в истории философии

(дополнение 1950 года)