Ницше. Введение в понимание его философствования

Как следствие, не все имеют равные права на идеи Ницше, в особенности на его оценки, полным правом на них располагают лишь те, кто одного с ним ранга. «Противоположный образ мысли — образ мысли газет. Согласно ему оценки — нечто существующее самостоятельно, что каждый может хватать как свою собственность. Именно здесь заключена предпосылка того, что все одного ранга» (14, 58). «Восприятие ценностных суждений как предметов одежды» (14, 60). можно объяснить «верой в то, что всё может стать предметом суждений каждого» (14, 60). Сегодня благодаря «дерзкому духу эпохи … дело дошло до того, что люди уже нисколько не верят в особые духовные права и в невозможность передачи последних прозрений» (14, 419). Вся мысль Ницше основывается на осознании таких особых прав, на знании о непередаваемости последних вещей и на вслушивании в принадлежащую к числу таковых самость другого.

Но если в сущности истины заключено то, что постичь её может лишь человек соответствующего уровня, то для каждого отдельного человека встаёт вопрос: кто я? могу ли я понять? имею ли право участвовать? Ответа на этот вопрос не существует, есть, пожалуй, единственный путь: в общении с Ницше достичь спонтанного подъёма, действительность которого и покажет, что́ есть, и что́ есмь я, при том что заранее я этого не знаю и никогда этим не обладал как чем-то налично существующим.

Опасность и нерешительность в сообщении подлинной истины

Ницше видит неизбежно присутствующую в жизни истины опасность: «Есть книги, имеющие обратную ценность для души и здоровья, смотря по тому, пользуется ли ими низкая душа, низменная жизненная сила или высшая и мощная: в первом случае это опасные, разъедающие, разлагающие книги, во втором — клич герольда, призывающий самых доблестных к их доблести» (По ту сторону добра и зла [далее — ПТСДЗ], Ф. Ницше, Сочинения в 2-х тт., т. 2, М., 1997, с. 265). Так как сообщённая истина неизбежно двусмысленна, Ницше может требовать: «Наши высшие прозрения должны — и обязательно! — казаться безумствами, а смотря по обстоятельствам, и преступлениями, если они запретными путями достигают слуха тех людей, которые не созданы, не предназначены для этого» (ПТСДЗ, 265). Когда Видман в бернском «Бунде» назвал книги Ницше опасными и сравнил их с динамитом, Ницше согласился с этим.

Эта опасность должна существовать, и никто никого не должен лишать возможности подвергаться опасности, ибо никто не знает заранее, для кого именно она разрушительна, а для кого созидательна. Важно не замалчивать истинное, а, наоборот, не избегать тягот, иметь мужество действительно мыслить и говорить то, что на самом деле знаешь, иметь мужество на само это знание.

Двусмысленность истины не имеет ничего общего с нечестностью, которая нечто скрывает или намеренно придерживается осознаваемой двусмысленности. Напротив, она допускается невольно, вкладывается в сообщение истинного потому, что сущности восприемлющих настолько не равны. Идти на двусмысленность, не желая её, вот в чём мужество истины.

Но, пожалуй, понятна и нерешительность: мыслящий склонен сдерживать себя, когда видит, что идея чревата разрушениями, когда осознаёт, что её можно извратить, ею можно злоупотребить. Поэтому хотя Ницше когда-то и мог задать вопрос о великих прошлого, «обладали ли они достаточной глубиной, чтобы не писать того, что знают» (14, 229), хотя он сам писал в молодости: «корни нашего мышления и воли … не до́лжно выносить на яркий свет» (а значит, «это благородное искусство, хранить, когда нужно, в подобных вещах молчание. Слово — опасная вещь … как многого не следует высказывать! И как раз основные религиозные и философские воззрения принадлежат к такого рода pudendis[3]» — фон Герсдорфу, 18.9.71), и хотя он впоследствии вновь и вновь ощущал в себе нерешительность, он, тем не менее, предъявлял себе требование мыслить и высказывать истину, не боясь ничего; ибо вопреки всякому преднамеренному умалчиванию ради мнимого блага людей сила заключается исключительно в открытости, которая не имеет ничего общего с развязной болтовнёй, выдающей себя за слово истины. О Заратустре сказано: «Малейшее умалчивание сковывает все его силы: он чувствует, что до сих пор избегал какой-то мысли … Незначительная задержка, самое ничтожное молчание препятствует всякому большому успеху» (14, 293).

Ницше не нужны верующие

Так как идеи Ницше не могут рассматриваться ни как авторитетно подтверждённые, ни как просто значимые истины, было бы неверно становиться его «последователем». В сущности такого рода истинного заключено то, что оно может быть сообщено только после встречи с чем-то своим, для себя близким. Поэтому Ницше с начала и до конца «пророк», который вопреки всем пророкам отсылает каждого к самому себе.