Ницше за 90 минут

Всего 40 миль отделяло Ницше, находящегося в Базеле, от города Трибхен, где жили Вагнер с Косимой, дочерью Листа (которая в это же время была замужем за общим другом Листа и Вагнера, дирижером фон Бюловым). Ницше сразу же стал постоянным посетителем роскошной виллы Вагнера на берегу озера Люцерн. Но жизнь Вагнера была оперной не только в музыкальном, эмоциональном и политическом смыслах, это был человек, который в полной мере верил в жизнь своих фантазий. Трибхен был сам по себе подобен oпe ре, и никогда не могло возникнуть никаких сомнений по поводу того, кто играет в ней главную роль. Одетый во «фламандском стиле» (смесь Летучего Голландца и Рубенса в маскарадном костюме), Вагнер вышагивал среди розовых атласных стен и выполненных в стиле рококо херувимов в своих черных атласных штанах, шотландском берете и причудливо завязанном шелковом галстуке, декламируя среди своих бюстов, громадных масляных картин (на которых был изображен он же) и серебряных кубков, напоминающих о его операх. Ладан пропитывал воздух, и только музыке маэстро позволялось сосуществовать вместе с ним. Тем временем Косима потворствовала этим театрализованным представлениям на дому и была их частью вместе с ягнятами, овчарками и декоративными курицами, которые бродили по саду.

Трудно понять, как Ницше мог обмануться мишурным блеском вагнеровского величия. Как вообще кто-либо мог обмануться всем этим карнавалом? (Расточительность Вагнера постоянно приводила его к финансовым крахам, и он полагался на поддержку ряда богатых благодетелей, включая короля Баварии Людвига, который вложил в него огромное количество казенных денег.) Только слушая музыку Вагнера, можно постичь убедительность и роковое очарование его характера.

Сам композитор был так же явно ошеломляющ, как и его очаровывающие композиции.

Юный Ницше очень быстро попал под влияние этой опьяняющей атмосферы, где царствовало воображение. Вагнер по-прежнему был ему вместо отца, но вскоре Ницше обнаружил, что он полон эдипового вожделения к Косиме. Не отважась признаться в этом (даже самому себе), он влюбился в нее.

В июле 1870 года разразилась франко-прусская война. Это был шанс отомстить за поражение, нанесенное Наполеоном, удобный случай покорить французов и утвердить Германию в качестве главной державы в Европе. Полный патриотической страсти, Ницше поступил добровольцем на службу в качестве медицинского санитара.

Проезжая Франкфурт по пути на фронт, он видел ряды кавалерии, с грохотом проносящиеся по улицам в полном боевом облачении. Как будто пелена спала с его глаз. «Впервые я почув ствовал, что сильнейшая и высочайшая воля к жизни проявляется не в борьбе за существование, а в воле к власти, в воле к войне и господству».

Концепция воли к власти появилась на свет, и хотя с годами она претерпела серьезные изменения, будучи рассмотренной в индивидуальном и социальном, а не в чисто военном смысле, она все же никогда не будет свободна от первоначального «военного» контекста.

Между тем как Бисмарк подавил французов, Ницше пришел к открытию, что война — это не только триумф. На поле битвы при Верфе он оказался посреди «усеянной человеческими останками и смердящей трупами» равнины. Позже его назначили сопровождающим в тыл шестерых раненых.

Среди раздробленных костей и гниющей плоти умирающих солдат Ницше держался, как мог, но по возвращении в Карлсрух он и сам был едва живым. Его срочно госпитализировали, пытаясь уберечь от дизентерии и дифтерии.

Несмотря на этот неприятный опыт, спустя два месяца Ницше вернулся в Базель, чтобы про должить свою преподавательскую деятельность. Он продолжал усердно читать лекции как по фи лософии, так и по филологии, и начал писать работу «Рождение трагедии из духа музыки». Этот блистательный и совершенно оригинальный анализ греческой культуры сопоставлял ясный аполлонический дух классической строгости с темными инстинктивными дионисическими силами.

Согласно Ницше, величайший феномен греческой трагедии появился в результате синтеза этих двух элементов, который в конце концов был разрушен поверхностным рационализмом Сократа.

Ницше впервые сделал акцент на темной стороне греческой культуры, хотя его описание этого явления остается довольно дискуссионным. На протяжении XIX века классическая культура была священной. Ее идеалы чести, культуры и демократии апеллировали к самоутверждению возникающего среднего класса. Никому не хотелось услышать, что все это было большой ошибкой.

Еще более противоречивым было частое обращение Ницше к Вагнеру и его «музыке будущего» для иллюстрации своих философских аргументов.

В самом деле, он писал своему издателю: «Действительная цель этой книги — разъяснить Вагнера, эту удивительную загадку нашего времени, в его отношении к греческой трагедии». Только Вагнер сумел соединить в своих произведениях аполлонический и дионисийский элементы по образцу греческой трагедии.

Это заострение внимания на темном дионисийском начале составило существенную часть всей философии Ницше. Он больше не мог игнорировать «буддийское отрицание воли» Шопенгауэра.