Ню

Мы идем гулять. В последнее время мы гуляем недалеко от дома. Кислород – в специальной емкости, и ее приходится носить в рюкзаке за спиной или, прикрепив к инвалидному креслу. Но от кресла она наотрез отказалась, потому что мы любим – за руку…

Мы идем, и я тащу ее рюкзак.

– Ты похож на улитку с домиком, – смеется она.

Я улыбаюсь. Ей – своей птичке, своей Катьке…

Я несу за спиной ее кислород.

Потому что не могу отдать ей свои легкие.

Потому что у нас разная группа крови.

А все остальное…

– Нет, ну послушай, ну это невыносимо…

Катерина крутнулась в моем шикарном компьютерном кресле, и мы с ней оказались нос к носу.

– Ты пишешь, Леша, как будто зуб дерешь… Причем без наркоза. – Лицо у нее было зареванное и ужасно родное.

– Ты просто садист, понимаешь!

– Это почему же?

– Нет, это я тебя должна спросить – почему? Скажи, что было такого в нашей жизни, в твоей жизни, что ты так вот пишешь сейчас?

– Что, так плохо?

– Прекрасно! Здорово! Замечательно! Только читать – невозможно…

– Катерина, я не понимаю…

– Откуда ты все это напридумывал, Леша? Где ты такое видел? Мы же с тобой уже двадцать пять лет скоро, четверть века… Я же про тебя все, ну, почти все – знаю. У тебя совершенно обычная жизнь – и есть, и была… Успешней, чем у многих, и легче, чем у многих. Разве – нет?

– Может быть, ну и что?

– А – то! То, что не понимаю я… Ты вдруг оказался совершенно другим, незнакомым, непонятным, неизвестным. Ты и не ты. И твоя жизнь – не наша с тобой жизнь, а совсем другая.

– Ну откуда ты знаешь? Откуда ты можешь это знать? Или – я… Откуда? Что мы вообще про нее – про жизнь – знаем… Она, видишь ли, такая… Она – разная.

– Ну конечно, откуда мы можем знать? Это ты у нас – светило медицинской науки, врач милостью божьей, а я – простая домохозяйка предпенсионного возраста.

– Причем тут это, Кать. И потом – все в прошлом…

– И пусть. Но я понять хочу. Мне трудно иначе, пойми. Мы же с тобой нормально… За все это время никто не умер, не предал, не… Дети у нас… Что ты на меня смотришь? За такое надо бога благодарить…

– Так и ты пойми. Не знаю я… Может, переходный период, возраст такой подошел. Потому и смотрю…

Мы улыбаемся. И тогда я просто валю ее на диван, как будто нет этих двадцати пяти…

…Можно ли хотеть женщину после стольких лет, как в первый раз? Да, но как об этом рассказать… И как рассказать, что никого, кроме нее… Разве что… Но и об этом – не расскажешь. Да и нет ее уже давно на свете. Только – во мне. И пока я дышу, весь мой кислород, вся кровь моя – ей. Птичка моя… Птичка-бабочка-зазноба…