Нью-Йорк

– Богом клянусь. Он чистил мне ботинки и вдруг затеял давать советы насчет акций. У него есть свой портфель. Новости, между прочим, радуют: он сообщил, что рынок снова на подъеме.

– А у нас он числится? – с улыбкой осведомился отец.

– Вряд ли.

– Ну так привлеки его. Заработаешь на нем какие-то комиссионные.

– Ты же не всерьез? – подала голос Роуз.

Но Уильям пожал плечами:

– Сегодня рынок открыт для всех, Роуз. Все участвуют.

– Есть и еще новости, – продолжил Чарли. – У Эдмунда Келлера выходит новая книга об эпохе величия Рима. Она написана для широкой публики. Он надеется, что получился бестселлер.

Келлер взялся за эту книгу сразу, как только вернулся из Оксфорда, проведя там три счастливых года.

– Отлично, – сказал Уильям. – Мы купим пару штук.

– Может быть, устроишь для него прием? – спросил Чарли. – Ты же знаешь, как он к тебе относится.

Роуз решила воспользоваться случаем:

– Если пообещаешь заняться гимнастикой и согнать живот. И не отлынивать, если дашь слово.

– Ладно, договорились, – уныло ответил сын.

Когда Чарли ушел, Уильям поцеловал жену:

– Это было мило с твоей стороны. И умно. Чарли был искренне благодарен.

– Что ж, я рада.

Пора. Все, что было сказано за обедом, лишь укрепило ее решимость.

– Уильям, дорогой, – ласково сказала она, – мне от тебя кое-что нужно.

– Только попроси.

– Я хочу произвести кое-какие работы в ньюпортском коттедже. Сделать нечто по-настоящему исключительное.

– Ты уже подыскала декоратора?

– Вообще-то, милый, мне понадобится архитектор. И деньги. Можно?

– Не вижу причины, почему бы и нет. Сколько тебе нужно?

– Полмиллиона долларов.

В начале октября рынок акций, который проседал почти месяц, снова пошел в рост. До того как он достиг пика, люди говорили, что это ненадолго. В четверг, 17 октября, миссис Мастер устроила прием в честь выхода в свет «Могучего Рима» – произведения Эдмунда Келлера. Книгу очень хвалили.

Роуз засучила рукава. Она пригласила всех: людей, которые устраивали рауты, людей, даривших подарки, владельцев книжных магазинов, благодетелей Нью-Йоркской публичной библиотеки – жаль, что скончался Элайхью Паси, – и целую толпу издателей и журналистов, которых согнал Чарли. Присутствовали сливки светского, делового и литературного мира. Явиться изволил даже Николас Мюррей Батлер. В конце концов, такое крупное событие шло на пользу университету. Келлера усадили за стол и заставили подписывать книги. Двести штук смели подчистую, а Роуз купила еще пятьдесят, чтобы раздать друзьям, которые разнесут о книге весть.

Эдмунд Келлер был потрясен ее душевной щедростью и ответил тем же. Кульминацией вечера стала его благодарственная речь. Многолетнее чтение лекций превратило его в блестящего и опытного оратора. Он вызвал всеобщий смех, а в конце – громовые аплодисменты, но Роуз больше всего польстили слова о семействе Мастер.

– Сегодняшнее событие – особое удовольствие и честь для меня. Больше шестидесяти лет назад моему отцу, фотографу Теодору Келлеру, повезло быть замеченным одной из старейших в этом городе фамилий, после чего мистер и миссис Фрэнк Мастер стали его покровителями и положили начало его успешной и, если я смею так выразиться, выдающейся карьере. Несколько лет назад я, работая в Колумбийском университете, имел удовольствие учить их правнука Чарльза Мастера, которого теперь зову другом. И если бы мой отец мог видеть нас в эту минуту – а я надеюсь, что видит, – он был бы в восторге от доброты и поддержки, которыми почтили его сына сегодняшние Мастеры.

Шестьдесят лет покровительства со стороны старейшего и знатного семейства. «Старых денег». Роуз просияла, услышав эти слова. Вечер удался намного лучше, чем она ожидала.

Дядя Луиджи редко бывал в церкви, но в воскресенье пошел, и Сальваторе решил составить ему компанию.

Последние две недели были очень трудными для дяди Луиджи. Как и предсказывал клерк, рынок пошел вверх и рвался обратно к пику, достигнутому в начале сентября. И все-таки дядя Луиджи одолевала тревога. Его сбережения достигли весьма приличной суммы. Он еще не хотел на покой, но если бы ушел, ему хватило бы на спокойную старость. Все деньги он уже завещал Сальваторе, хотя ни словом об этом не обмолвился. А как же иначе? Поэтому его долгом было защитить капитал как ради себя, так и ради племянника.

Несколько раз он едва не начал продавать, но в голове неизменно звучал голос клерка: «Мне будет очень обидно, если вы окажетесь в стороне».

Никто не хочет остаться в дураках. Никому не улыбается очутиться за бортом.

Наконец он решил обратиться к религии, надеясь снискать озарение или хотя бы просветление ума.

Этим утром в церкви Преображения было многолюдно, но священник не упустил из виду Луиджи – редкого гостя, которого он отлично знал. Дядя Луиджи не исповедался, а потому решил не брать облатку – ему не хотелось угодить под пристальный взгляд патера. Впрочем, проповедь он выслушал.