– Такая получилась история войны, – сказал мистер Хёкстер. – Американцы проиграли все битвы, но выиграли войну. Потому что, когда они проигрывали, они все равно оставались здесь. Здесь они были дома. Они уходили и перегруппировывались, а британцы шли вслед и снова их разбивали. Иногда американцы все-таки побеждали, но это бывало редко. В основном выигрывали британцы, но со временем они устали, и в итоге американцы их окружили и вышвырнули вон. У британцев уже заканчивалась еда, поэтому они ушли. – Старик сделал паузу и задумчиво посмотрел на Морнингсайд-Хайтс. – Мне интересно, это всегда так происходит? Та битва за высотки и битва, которую сейчас мы ведем из-за денег. Вы просто проигрываете и проигрываете, пока в итоге не победите.
– Я не понимаю, – признался Роберто.
– Я тоже, – сказал мистер Хёкстер. – Мне кажется, суть в том, что раз это вы здесь живете, то просто выматываете их, и все. Вроде того. Как пиррова победа наоборот. Наверное, это можно назвать пирровым поражением. Я никогда раньше не задумывался о тех, кто проиграл при пирровой победе. То есть они же, по сути, и победители? Они проиграли, зато могут потом сказать друг другу: «Ну что, мы проиграли пирровой победе! Поздравляю!»
Роберто полагал, что лучше уж было просто победить.
Миновав Линкольн-Тауэрс, они летели над огромными крышами центра Явица, наконец над межприливной зоной, где уже плавали новенькие платформы, каждая размером с городской квартал. Маленькие черные гондолы стояли в ряд, привязанные к высоким столбикам, которые, похоже, указывали на то, что крайняя на западе платформа служила чем-то вроде площади Святого Марка, выходящей на Гудзон. В каждом квартале на крыше явно планировалось вырастить фермы. Очень по-ньюйоркски, заметил мистер Хёкстер, глядя на них. Когда-то у него была подруга, которая устроила сад у себя в квартире, используя вместо горшков наперстки и крышечки от тюбиков зубной пасты, а вместо леек – пипетки. Так она выращивала отдельные травинки.
– Вы же раньше здесь жили? – спросила Амелия, указывая вниз.
– Да, прямо здесь. Перекресток 31-й и Седьмой авеню, видишь? Сейчас ничего не сохранилось. Это было прямо посередине всего этого нового района.
– А хотите вернуться, когда тут все восстановят?
– Вовсе нет. Для меня это просто место, куда я прибился после того, как потерял прежнее жилье. Там было не так уж хорошо. Что уж там, это была та еще дыра. Если бы не эти ребята, я бы там и умер. Поэтому теперь отправлюсь за ними куда угодно! – Он усмехнулся мальчикам. – Если вы кого-то спасли, то остаетесь вместе. Это вы уже могли уяснить. Я не буду обременять вас слишком долго, зато вы усвоите этот урок.
– Нам нравится, что вы с нами, – признался Стефан.
– А вы что, ребята? – спросила Амелия. – Переберетесь на свой солончак?
– Не знаем, – смущенно ответил Роберто. – Шарлотт хочет, чтобы мы присматривали за ее комнатой, пока она работает в Вашингтоне. Но там слишком тесно для двоих, и она часто бывает здесь, поэтому мы еще не знаем, что делать. Может, встанем в очередь на другую комнату в Мете. Переезжать в аптаун мне не хочется. И вообще уходить с воды не хочется.
– Мне тоже, – поддержал Стефан.
– Что ж, хорошо, – отозвалась Амелия. – Значит, побудем соседями еще какое-то время. А вообще, может, хотите отправиться в путешествие со мной? Вокруг света за восемьдесят дней?
Стефан, Роберто и мистер Хёкстер переглянулись и ответили:
– Да.
Ж) Гражданин
Город – это воплощенная мечта, сбывшееся видение. И благодаря собственному образу он разрастается.
Место, где встречаются все стремления мира, чтобы составить одно – огромное верховное стремление, мощное, как всасывание земснаряда.
К чему говорить более?
Лопнувший пузырь, застывшая ликвидность, кредитный кризис, обвал финансовой системы, напоминающий мел-палеогеновое вымирание[156]
и вызывающий отчаянные мольбы о правительственной помощи, – все это походило на новую постановку какого-то старого плохого бродвейского мюзикла. По книге должно быть так: представители финансовой сферы обращаются к правительству: «Дайте денег, не то вся экономика рухнет». Конгресс, полагая, что их казначеи с Уолл-стрит знают, о чем говорят – ведь дело касается всех этих непонятных финансовых тайн, – соглашается раскошелиться. Стандартная практика со множеством примеров, и поскольку госдолг и без того огромен, то это можно считать просто очередным подобным случаем. Конечно, это не значит, что здесь подойдут какие-либо старые или новые госпрограммы. И при этом придется еще сильнее ужесточить и без того строгие меры, совершенно связать правительство по рукам и ногам. Но сейчас нужно было свести баланс госбюджета и просто не потерять здравый смысл.