Нью-Йорк

Конечно, он выполнил все, что обещал отцу. Развез подарки друзьям и выслушал слова любви и похвалы Чарли. Это была приятная миссия. То есть он сделал все, кроме одного. Сары Адлер не оказалось в городе, она отправилась в Европу. Подарок, аккуратно завернутый, хранился в шкафу, и Горэм не знал, что там такое. Он несколько раз собирался его отвезти, но постоянно возникали какие-то дела, и после года проволочек ему стало стыдно. Подарок так и лежал, где был. Он дал зарок, что рано или поздно разберется с ним. Бог свидетель, он был настроен всерьез.

Его банковская карьера началась хорошо. Первым делом пришлось выбрать сам банк. Горэм знал, что с принятием в 1933 году закона Гласса – Стиголла, который начал регулировать банковское дело после катастрофы, выбирать приходилось одно из двух: либо коммерческие, центральные банки, принимавшие вклады от обычных людей, либо инвестиционные – торговые, как называли их в Лондоне, – банки, где заключали сделки финансисты.

Ему сказали, что в коммерческом банке риска и нервотрепки меньше, а проработать можно всю жизнь; в инвестиционном – опаснее, хотя и платят побольше. В общем и целом он склонялся к корпоративной солидности и мощи крупных коммерческих банков. Ему нравилась их основательность. В одном таком ему предложили место, и он был донельзя рад.

Жизнь устраивала его. Он успешно прошел подготовку и был направлен в отдел автокредитования. Он часами готовил цифры для оформления кредитов, но работал быстро, подмечал мелочи, а когда получил возможность изучить документы по кредитованию, обнаружил в себе врожденное умение разбираться в контрактах. И Горэм, в отличие от некоторых носителей голубых кровей, не только работал, но и просил дать ему большую нагрузку.

– Вижу, вы не боитесь перетрудиться, – однажды заметил босс.

– Так быстрее поднимешься по кривой обучения, – энергично ответил Горэм.

Когда босс привлек Горэма к работе с клиентами, он им сразу понравился. Переговоры в этой отрасли велись на досуге, по ходу игры в гольф. Чарли никогда не состоял в загородном клубе, но Горэм освоил гольф в Гротоне и не прекращал упражняться. Он показал себя с хорошей стороны, и босс взял его на заметку. В банковском деле придавали большое значение отношениям с клиентурой.

Два года назад Горэм стал помощником вице-президента. Он шел к своей цели. Теперь осталось только правильно жениться. У него были подружки, но ни одна не годилась на роль миссис Горэм Мастер. Впрочем, он об этом не волновался. Времени было много.

В семь тридцать Мэгги О’Доннелл вышла из многоквартирного дома «Кройдон», что на Восемьдесят шестой улице, повернула на Мэдисон-авеню, затем прошла несколько кварталов, миновала закусочную «Джексон Хоул», где взяла бургеры, и достигла крохотного ресторана, где подавали очень недурные комплексные обеды с минимальным выбором блюд, который менялся каждый вечер.

Она собиралась увидеться со своим братом Мартином. Если он нарисуется.

Мартин, надо отдать ему должное, выразился исчерпывающе. В книжном магазине, где он работал, нынче были авторские чтения. Если без Мартина не обойдутся, он твердо обещает быть в следующий раз. Если нет – они встретятся в ресторане.

Мэгги успешно выстроила свое расписание. В пять тридцать – к врачу. Это было на Парк-авеню в районе Восьмидесятых. У нее осталось время вернуться домой и заняться стиркой, с которой не вышло в прошлые выходные, а потом пойти в ресторан. После еды она возьмет такси и отправится в свой офис в Мидтауне, где будет до полуночи, а то и до часа ночи работать над контрактом. Мэгги была юристом. Она работала в конторе «Брэнч и Кейбелл» и, как все молодые помощники в крупных манхэттенских юридических фирмах, трудилась не покладая рук. Юристы конторы «Брэнч и Кейбелл» были почти бессмертны. Они не нуждались ни в сне, ни в отдыхе. Они пахали в своем небоскребе, где кабинеты были обшиты деревом, давая советы сильным мира сего и рассылая внушительные счета за ночные часы.

Мэгги была довольна жизнью. Она родилась в городе, но ее родители переехали, когда ей было восемь. Ее отец Патрик, который, как она подозревала порой, больше интересовался бейсболом, чем страховым делом, любил говорить, что после того, как «Гиганты» перебрались в Сан-Франциско, а «Доджеры» в Лос-Анджелес, у него не осталось ни одной мало-мальски серьезной причины торчать в Нью-Йорке. На самом деле ее родители были в числе сотен тысяч белых семей среднего класса, которые в пятидесятые и шестидесятые годы покинули все более неспокойные улицы Манхэттена и перебрались в мирные пригороды.

В 1969 году брат вернулся в город, и родители встревожились. Они разволновались еще сильнее, когда Мэгги устроилась в контору «Брэнч и Кейбелл», и настояли на осмотре квартиры до того, как она ее снимет, а уж когда Мэгги заявила о намерении бегать трусцой вокруг пруда в Центральном парке, до которого было рукой подать, родители взяли с нее слово не показываться там ни в одиночку, ни в темное время суток.

– Я буду бегать вместе с другими, – пообещала она.