Нью-Йорк

И когда наросло пекло, а огромная башня пошатнулась и просела, жар сделался настолько сильным, а давление массивного обрушения таким мощным, что вампумный пояс, как и все вокруг, снизу и сверху, разлетелся в мелкую, почти невидимую пыль. На какое-то время она зависла над основанием исчезнувшей башни. Но вот ее подхватил ветер, который добрее людей, и вознес высоко – все выше и выше над водами бухты, городом и уходящей на север великой рекой.

Эпилог

Лето 2009 года

Они сидели в кафе. День был погожий. Горэм взглянул на здание Метрополитен-оперы и улыбнулся дочери. Он видел, что она готовит подвох, но ждал, когда скажет сама.

У нее был серьезный вид.

– Пап!

– Да, дорогая.

– По-моему, у меня СДВ[108].

– Да ну? Как мило!

– Нет, папа! Я не шучу. Я честно не могу сосредоточиться.

– Что ж, прискорбно слышать. И давно это выяснилось?

– Наверное, в этом году.

– Ты не усматриваешь связи со всеми тусовками, куда ты ходила?

– Пап, давай серьезно.

– Я серьезен. Послушай, Эмма, я должен тебе кое-что сказать. У тебя не может быть СДВ.

– Откуда ты знаешь?

– Вот смотри. Утром я заставил тебя посмотреть две огромные картины Шагала у входа в музей. Тебе было трудно?

– Да.

– Я не имею в виду, что ты всю дорогу через парк ныла и не хотела смотреть на проклятый оперный театр – между прочим, очень красивый, много лучше, чем старый, но бог с ним. Я спрашиваю: смогла ли ты рассмотреть Шагала и проникнуться?

– Мне было очень трудно.

– Ничего подобного. Я наблюдал.

– Так нельзя! Ты хуже мамы.

– Вау! Впечатляющее оскорбление. – Он серьезно взглянул на нее. – Эмма, ты должна понять. Синдром дефицита внимания существует. У некоторых он есть, и если это действительно так, то шутки в сторону. Но в вашей школе на него жалуется половина ребят. С чего бы вдруг?

– Дают дополнительное время на экзаменах.

– Правильно. Это мошенничество. Родители говорят врачам, что подозревают у детей этот синдром, врачи соглашаются, и вскоре он уже есть у всех, так что можно получить дополнительное время и улучшить оценки.

– Разве это плохо?

– Плохо. А еще я знаю про жульничество с риталином.

– То есть?

– Риталин – препарат, который обычно назначают при СДВ. Он улучшает концентрацию. Кроме того, он полезен тем, что позволяет бодрствовать круглые сутки и помогает студентам, когда приходится зубрить всю ночь. И вот школьники, которые якобы страдают СДВ, получают риталин и продают его студентам. По-твоему, я об этом не знаю?

– К чему это все?

– К тому, что если начинается какая-то перепродажа, то хорошего мало.

– А мама не говорит, что у меня нет СДВ.

– Что же она говорит?

– Что не знает.

– Мама – юрист.

– Ты думаешь, что самый умный.

– Я плачу за твою школу. И за репетиторов. В прошлом году тебя двое подтягивали по математике и естествознанию, а третий готовил к отборочному тесту[109]. Скоро появится новый – для подготовки к колледжу. Мама заставит. У тебя столько репетиторов, что, черт побери, не понимаю, зачем оплачиваю школу! Но я не собираюсь оплачивать СДВ. Это исключено. И позволь мне сказать еще кое-что. В Америке полно детей, у которых нет дорогих репетиторов, и они сидят и готовятся без всякой помощи.

– Но они не поступают в лучшие колледжи.

– Тут ты ошибаешься. Я очень рад, что некоторые поступают.

Горэм покачал головой. Конечно, можно возразить, что все это он навлек на себя сам. Он баловал детей именно потому, что желал им лучшего, и теперь пожинал плоды. Но дело было не только в детях, которые чуть испорчены, но в целом нормальны. Ему казалось, что Нью-Йорк – верхушка айсберга и проблема намного шире и глубже.

Допустим, ребенок заболел. Сразу – антибиотики. Тут дело не в Нью-Йорке и даже не в Америке. Друзья Горэма из Европы говорили, что в государственной медицине делают так же: назначат ребенку антибиотики – и не знают горя. Одна беда: что будет с естественным иммунитетом? Рано или поздно до них доберется новая зараза, которая устойчива ко всем антибиотикам.

Неприятности недопустимы. Ничто не вправе пойти наперекосяк. Да, в спорте еще сохранилась прежняя американская крутизна, но не мало ли будет?

– Не может быть. Ты запрещаешь СДВ, – сказала Эмма.

Но Горэм подумал, что в глубине души она довольна. Детям нравится слышать «нет». Он вспомнил, как сын однажды, еще малышом, сказал о другом мальчонке: «Пап, за ним вообще никто не смотрит. Родителям все равно, и он делает что хочет». В этом скрывалась мудрость.

– Пошли обратно через парк, – предложил он.

– Пешком? Давай.

Но сперва небольшой крючок, подумал он. Немного пройтись по Семьдесят второй. Красивая улица, одно удовольствие. Когда они дошли до Сентрал-Парк-Уэст, Горэм остановился и указал на «Дакоту».

– Знаешь, кто там жил?

– Скажи.

– Джон Леннон. «Битлз».

– Точно, я знала. Его там застрелили. А его жена Йоко Оно разбила в парке напротив красивый садик.

– Ты бывала там?

– Я же знаю, что ты все равно поведешь.

– Еще бы! Конечно поведу.

Они перешли через Сентрал-Парк-Уэст и вступили в парк. Горэм подвел Эмму к входу в сад Йоко Оно.

– Он называется «Земляничные поля», в честь битловской песни, – сообщил он.

– Ясно.