Нью-Йоркская Кармен

Акула, такая покладистая на берегу, в воде становится неуправляемой. Поначалу она вроде бы покоряется под нажимом Арсюшиных коленок, но потом начинает сильно дергаться, норовит вырваться. Плавник ее то и дело выскальзывает из рук. Арсюше стоит неимоверных усилий удерживать эту вертлявую акулину.

Какое-то время он плывет верхом, а потом все-таки теряет контроль и соскальзывает с акулы. Темная волна стеной нависает над Арсюшей, мир переворачивается, и... Папина рука усмиряет непокорную акулу, схватив ее за нос, а другая его рука поддерживает под мышку падающего в бездну сына.

Папа снова сажает Арсюшу на акулу. Тот, дрожа от волнения или от удовольствия, но ни в коем случае не от страха, готов к новым приключениям. Но кричит: «А-а!!!» — потому что, по правде сказать, ему страшновато, они ведь уже так удалились от берега! Папе вода — аж выше пупа! А вдруг папа его сейчас здесь оставит?.. Не переставая кричать, Арсюша обхватывает одной рукой папину шею. Акула, что ни говори, все-таки менее надежна, чем папа. И, дрожащим лягушонком, Арсюша — прыг на отцовскую грудь.

— Ну, тогда держись за меня крепко! — переместив сына на спину, Осип входит глубже в воду, плывет.

Папа — определенно не акула, с ним куда легче, хоть у него и нет плавников. Папа не трепыхается, не крутится, плывет ровно и спокойно. Он не скользкий, твердый, его удобно держать за волосы или за шею.

— Не дави так сильно, задушишь, — просит Осип.

Арсюша чуть разжимает кольцо рук, обхвативших папину шею. Зубы его клацают безостановочно, взволнованное сердечко часто стучит.

Осип слышит мелкое клацанье зубов над ухом; его сердце отзывается на частые и сильные удары сердечка сына, они стучат в такт. Осипу почему-то становится страшно от этой невероятной близости. Простая и ясная мысль, что чья-то маленькая жизнь, этот хрупкий комочек, целиком зависит от него, неожиданно становится очень сложной, охватить ее так сразу невозможно...

— Выходите! Он уже синий! — зовет Тоня с берега, но крик ее скорее угадывается во взмахах рук.

Мама не понимает и, похоже, никогда не поймет, что такое пираты. Она живет в мире постоянных перепадов температуры, резкой смены холода и жары и занята ерундой: накладывает на тело отвратительно липкий солнцезащитный крем, отмахивается от мух, то и дело смотрит на свои руки и плечи, проверяет, ровно ли ложится загар. Пьет на пляже воду и заставляет пить Арсения. Из ее уст вылетают скучные слова: обезвоживание, перегрев, организм.

Но мама — красивая, и попа у нее тоже красивая и не такая массивная, как у мамы Томаса. Арсюша этим горд, он видит маму не только на пляже в купальнике, но и дома, когда она выходит после душа в маечке и трусиках. Недавно он был в гостях у Мойше, его мама — миссис Эстер — тоже принимала душ, и они с Мойше прильнули к дверям, пытаясь подсмотреть в щелочку, пока их не заметил и не отогнал мистер Джеффри...

Теплое мягкое полотенце окутывает промерзшее до последней косточки тело Арсюши. Холод проник повсюду — в его живот, грудь, пальцы и зубы. Арсюшу кладут на подстилку. Маленький комочек в полотенце, свернувшись, как улитка, лежит, подрагивая; наружу  торчат только его белые, тоже дрожащие пятки.

Арсюша — в ледяной пустыне, в ящике со льдом! Ему понадобится, наверное, сто лет, чтобы отогреться. Стучат зубы. Он переохладился и обезвожен. Температурный баланс. Организм.

Но через несколько минут Арсюша неожиданно улыбается, вскакивает с подстилки и бежит играть с друзьями.

***

Пляж Seagate — это демонстрация купальников, соломенных шляп, косынок на бедрах, солнцезащитных очков, педикюра и маникюра. Это театр жестов: саморассматривание загара на вытянутых руках, проверка своих бедер на предмет их упругости, поглаживание живота и прощупывание мышц под тонким слоем жирка, прикосновение к шее на предмет натянутости кожи, массирование плеч в расчете... привлечь взгляды  нескольких молодых загорелых спасателей на вышках, поскольку иных мужчин на пляже — утром в будние дни — практически нет. Мужья и бой-френды — работают.

Пляж Seagate — это бабье царство, гарем на океанском берегу. Женщины — болтливые приятельницы, благодушные компаньонки, приветливые соседки, но в то же время и непримиримые конкурентки, ведущие бескровную войну, в которой никогда не будет победительницы, лишь постоянно растет счет убитым и раненым.

Только чайки и альбатросы кружат над берегом, испуская пронзительные крики, в которых словно слышится: «Ты пер-р-рвая! Ты кр-расавица! Ты пр-росто пр-релесть!..»

***

— Представляю себе, сколько купальников у этих дам! Наверное, многие из них имеют для купальников специальный шкаф, — сказал Осип, провожая взглядом одну пляжницу, битый час фланирующую туда-сюда вдоль берега. — Зимний гардероб у них, пожалуй, скудный: пара теплых курток, может, дубленка. Зимой здесь, говорят, очень ветрено и холодно — все-таки океан. Все сидят в домах, у электрокаминов и теплых батарей, греются. Кто тебя видит? Кому ты нужна? Зато летом — гуляй, душа.