Нью-Йоркские Чайки - Повести (СИ)

Свет фонаря у дома проникал сквозь окошко в комнату, где повсюду валялись пластиковые фигурки борцов, машинки, плюшевый леопард. Мама была против леопарда, она вообще леопарда не любит, говорит, что он собирает пыль, и сразу предупредила, что на пляж «он с нами ходить не будет, он боится воды, и там ему делать нечего». Но Арсюша и не собирался брать леопарда на пляж, он уже достаточно взрослый, понимает, что можно, а что нет. Завтра на пляж он возьмет только самое необходимое: ласты, маску, карточки «Покемон», летающего змея, акулу, мяч и… леопарда, если мама не заметит. Хорошо бы взять на пляж и лэптоп, но о таком Арсюша-реалист даже не мечтает.

Он огляделся вокруг, увидел на полу знакомый хвост. Наклонился, потянул за хвост – и через миг друг-леопард лежал с ним рядом на подушке.

Думал Арсюша о маме: она строгая, постоянно требует от него красиво писать буквы, правильно держать карандаш и заниматься математикой. Проверяет все его домашние задания. Еще мама любит слушать классическую музыку и листать журналы мод. За этими занятиями она всегда спокойна и задумчиво хороша. А иногда она берет в руки книжицу в кожаном переплете с золотистым затертым крестом, подходит к иконе на стене, крестится и начинает вполголоса молиться. Порой отрывает глаза от книги и смотрит на икону, где изображен бородатый старик в пещере и черная умная ворона на камне. Мама осеняет себя крестным знамением, что-то шепчет, будто выпрашивает чего-то у того старика. Иногда тихонько вытирает глаза, и тогда Арсюше становится ее жалко.

Папа не молится, крест не носит, нудных книг не читает. Папа занят. Он всегда с фотоаппаратом или видеокамерой. То уходит надолго из дома, то в своей комнате – куда без его разрешения входить нельзя даже маме. Но папин фильм, о котором так много говорили родители и так шумно его обсуждали дома разные гости, по правде говоря, и, к большому огорчению, – совершенно неинтересный, сплошное занудство: там только дома, парки, кладбища, разговоры. Ни тебе динозавров, ни спайдерменов.

Изредка папа тоже идет с ними в церковь, где Арсюше скучно. Единственное там развлечение – зажигание свечек, но длится это недолго. Арсюша ждет, пока заунывное пение закончится, и можно будет причаститься с золотой ложечки, а потом запить теплым сладким вином с просфоркой. А после этого – в пиццерию или «Макдональдс»!

Иногда папа пытается объяснить ему разницу между русскими, евреями и американцами. Разобраться в этой мешанине Израилей, Иисусов, морей и океанов Арсюше непросто. Значит так: папа – еврей, любит Израиль и русскую культуру; мама – русская, любит вроде бы всех, и евреев, и русских, но жить хочет в Америке. Арсюша же – американец, но больше всего любит Ямайку, где они отдыхали в прошлом году. Там он весь день съезжал по водной горке, ловил ящериц и гонялся за попугаями, в общем, был очень занят. У причала там стоял настоящий пиратский корабль, который вечерами под шумную музыку отправлялся в море, но детей туда не пускали.

Папа часто хмурый, сердитый. Зато когда в хорошем настроении – придумывает интересные истории.

Арсюша закрыл глаза, представил, как завтра всей семьей пойдут на пляж, как он с разбега бросится в волны, будет плыть, отгоняя акул… Хорошо, что школа закончилась!

Он согнул ноги в коленках, прижав их к самому животу, уснул.

* * *

Ночные улицы Sea Gate. Тихо, только стрекочут цикады, и доносится рокот океана. Яркая луна освещает безлюдные улицы. Осип подошел к забору, обтянутому металлической сеткой вдоль берега. Ночью калитка на пляж закрыта. Однако в разных местах сетка от столбиков оторвана. Осип пролез в одну из таких щелей и, спрыгнув с невысокого песчаного обрыва, пошел к воде.

«Ди-ин… Ди-ин…» – это старый маяк. Сам маяк сейчас в темноте не виден, лишь красный его фонарик качается на волнах, да железное било грюкает внутри о ржавый кожух. «Ди-ин… Ди-ин…»

Пляж, где днем купаются, отсюда поодаль, а здесь – заброшенный унылый берег: валяются обугленные, замшелые бревна, темнеют груды бесформенных валунов, похожие на обломки шхун. На водной колышущейся поверхности, вспениваясь, тают белые хлопья. А вдали – облитый огнями, мост Верразано и небоскребы Манхэттена. Необычное смешение вечности и сиюминутности.

Осип сидит у самой воды на бревне. Прохлада освежает лицо. Он приглядывается и словно видит деда Арона, со старого фотоснимка. Лицо умного еврея, практиковавшего врачом-кардиологом: «Ну что, режиссер, дождался? У тебя теперь начинается новая жизнь. Смотри только, не потеряй голову, не заболей звездной болезнью!» – наставительно изрекает дед. Подмигивает, достает из прорези жилетки карманные часы на цепочке: «У-у, время-то как бежит…».

– Осип, ты, что ли?

Вздрогнув от неожиданности, он обернулся.

– Что, тоже не спится? Беда с этим сном. Я вот и валерьянку пробовала, и ромашковый чай. Ничего не помогает. Говорят, лучшее средство для сна – ночная прогулка у океана, с омовением ног и рук. Сейчас попробуем.