Его отец поджал губы, как древняя черепаха, не желающая отвечать ни на какие вопросы, но все же проговорил:
- Я же тебе сказал... Мне больно вспоминать. Не хочется думать, что... - Он замотал головой с болью и недоумением. - Как ты мог?!
- Потому что мне надо знать! Неужели ты не понимаешь, что для меня ее смерть - не меньшее горе, чем для тебя?
- Не знаю. Как можно измерить горе?
Холлидей не ответил. Не мог заставить себя даже рот открыть. Молчание все тянулось.
- Папа! Что тогда случилось? Расскажи мне, прошу тебя!
Отец непроницаемо посмотрел на него через всю комнату, и Холлидей вдруг понял, что свои яркие голубые глаза Элоиза унаследовала именно от него.
- Неужели ты ничего не помнишь, Хол?
- Никаких подробностей. Просто помню, что был пожар, а потом, уже через много дней, ты сказал мне, что Элоиза погибла.
Отец задумчиво кивал головой.
- Я.. Я часто размышлял, что же ты все-таки помнишь... Никогда не мог заставить себя спросить. Не хотел будить воспоминания, боль... ни в тебе, ни в себе.
- О самом дне я не помню абсолютно ничего. Сохранился только образ, образ горящего дома.
Отец долго молчал, но Холлидей почему-то понял, что он собирается продолжать, собирается объяснить ему, что же произошло здесь много лет назад.
Наконец старик произнес:
- Тогда взорвался газ, Хол. Мы ничего не могли сделать, чтобы предотвратить это. Совсем ничего. Может быть, если бы я был на месте... Не знаю... Я ушел в магазин, а тебя оставил за старшего. Помню, что, когда уходил, ты играл в шахматы с Элоизой. Она, как обычно, выигрывала. Близнецам только что исполнилось семь лет, и Элоиза чертовски хорошо играла. - Он сидел, выпрямив спину и крепко ухватившись за подлокотники, как будто кто-то намеревался его вытащить из кресла. - Я услышал взрыв, когда уже возвращался. И знаешь, не обратил никакого внимания... Откуда я мог знать? Даже когда увидел над крышами столб дыма... А потом до меня вдруг дошло, что это может быть наш дом, я понесся как сумасшедший. Но даже не успев повернуть за угол, я уже знал.
Он замолчал и сглотнул. Руки его тряслись. Холлидей отвел глаза, стал смотреть сквозь кружевные занавески на улицу. Отец продолжал:
- Я увидел... Сюзанна лежала на газоне... Сначала я думал, что она мертвая. Она была вся в крови. Левая нога сломана в трех местах. А потом я нашел...
- О'кей. Можешь не продолжать. - Значит, в этом и кроется причина многолетней неприязни его отца? Его, старшего, выбросило взрывом из дома, и он практически не пострадал, а Элоиза погибла.
- Нет, ты не понимаешь, - не отступался отец. - Когда я нашел Сюзанну, я побежал к дому. Думал, что вы с Элоизой... Я думал, что вы еще в доме. Полдома снесло взрывом, а вторая половина горела. И тут я увидел тебя. Ты спускался по лестнице среди развалин, весь в крови и ссадинах, а на руках ты нес Элоизу.
Холлидей почувствовал, как забилось сердце. Он пытался вспомнить! Ничего не хотел так сильно, как вернуть пережитое. Но в сознании по-прежнему всплывал единственный образ - горящий дом, если смотреть на него снаружи, с газона.
- Ты спустился с лестницы, вынес ее на руках, а потом сел на траву и смотрел, как догорает дом.
Холлидей недоверчиво покачал головой:
- Я вынес Элоизу? Но что... что с ней случилось? Старик явственно сдерживал эмоции, а потому говорил сухо и даже бесстрастно:
- Элоиза умерла в тот же день от отравления угарным газом. Я думал... Все время говорил себе, что если бы я оказался дома, то мог бы ее спасти.
А Холлидей думал о мальчишке, каким он тогда был. Мальчишке, который вынес из огня свою сестру, наверное, даже считал, что спас ее, а позже узнал, что она все равно умерла.
- У тебя было несколько порезов и ссадин, ничего серьезного. Врачи расспрашивали тебя, что произошло, но ты был слишком потрясен и не мог говорить. А я... я потом так и не смог заставить себя говорить об этом. Отец смотрел на него из другого угла комнаты, и в глазах его поблескивали серебристые огоньки слез.
Холлидей замотал головой:
- Я и понятия не имел, никогда не знал, что случилось, знал только, что Элоиза умерла.
Отец улыбнулся.
- Теперь ты знаешь, Хол. Надеюсь, это уничтожит ее призрак.
Позже, прощаясь сыном на крыльце дома, старик спросил:
- Ты часто видишься с Сюзанной? Холидей отрицательно покачал головой:
- Нет. Не видел ее несколько лет.
-- Ну, если встретишь... передай ей, пожалуйста, чтоб заезжала.
Холлидей кивнул, а потом, удивляясь, что решился на шаг, который может быть истолкован как слабость, протянул ладонь и пожал руку отцу.
В этот момент он почувствовал внезапную потребность рассказать отцу, что наконец встретил подругу, рассказать ему о Ким, о том, как сильно ее любит. Но порыв миновал, Холлидей спустился со ступеней и по газону заспешил к автомобилю, краснея при мысли о такой откровенности. Он добрался до "форда" и нырнул внутрь. Отъезжая от обочины и разворачиваясь, он поднял глаза на дом. Его отец стоял на крыльце практически по стойке "смирно", словно часовой в карауле, и, подняв руку, махал на прощание, но жест больше напоминал офицерский салют.