Нью-Кробюзон. [Трилогия]

Из-за баррикады высунулись еще головы; теперь часовой был уже не один. За его спиной возникла целая банда вооруженных людей и не только людей, между развевающимися флагами показались ружейные дула.

— Здесь ты на пороге, приятель, — продолжил тот, — так что выбирай, на чьей ты стороне. И мы сюда не вчера пришли. В городе уже давно две власти, парень. Так что у тебя было время подумать. Теперь ты либо с севером, — (бандиты гримасами выразили свое неодобрение), — где все по-старому, либо с нами, с Паутинным деревом, Эховой трясиной и драным Собачьим болотом, в будущем, то есть здесь. Иди сюда, только медленно, и руки не опускай. Дай-ка разглядеть тебя, дурень. — Это было сказано почти добродушно; пролетела и разбилась бутылка. — Подойди-ка поближе. Добро пожаловать на Свободные Территории, дружок. Добро пожаловать в нью-кробюзонский Коллектив.

Часть седьмая Пятно

Глава 23

— Жаль только, что мы бежим от них.

— Ты же слышал. И знаешь, как обстоит дело. Нам надо соблюдать осторожность. Они вооружены и хотят нас извести.

— Но если мы должны от них убегать, то почему тогда в сторону города? Там ведь еще опаснее.

— Нет, вовсе нет. Тут ведь какая задумка? Мы предупреждаем о своем приходе заранее. Наше возвращение все меняет. Так что, когда мы туда доберемся, нас уже будут ждать. И это будет совсем другой город.

После очередного круга Каттер и его собеседник, подустав, прислонились к стенке вагона-танцзала. Путешествие было невеселым, и ночь за ночью граждане Совета разгоняли тоску, отплясывая под импровизированные ритмы.

Не обошлось, конечно, без смертей: кто-то оступался и ломал себе шею, кто-то становился жертвой вирусов и бактерий или хищников внутренней части континента — зверей, которые внезапно выпускали когти, зубы или щупальца и убивали. Дрогон, охотившийся вместе с отрядом Совета, возвращался с головами странных хищников, новыми ранами и историями. "Вот этот временами впадает в спячку, мы поймали его, когда он застыл, и я проколол ему сердце. А этот видит зубами".

Каттер наблюдал новые магические приемы, которым обучился Железный Совет. От милиции они не спасали. Но поезд осложнял преследователям жизнь, взрывая за собой мосты и засыпая выемки камнями. Там, где прошел Совет, Иуда расставлял голем-ловушки и настраивал их так, чтобы те сработали при подходе большого отряда. Ловушек делалось много, и они поглощали силы Иуды. Каттер представлял, как фигуры големов вдруг вырастают из склонов холмов, из поваленных деревьев или из струй ручья, повсюду, где расставил свои ловушки Иуда. И каждым управляет один простой и неискоренимый приказ: "Убивай". Словно сама земля в сердце континента утратила первозданную дикость и, подчинившись порядку, вступилась за беглецов, обрушивая град ударов на милицию.

Если, конечно, милиция заберется так далеко, в чем Каттер не сомневался. Многие погибнут, но немало останется в живых. Раз уж они высадились и напали на след Железного Совета, то даже самые мощные големы Иуды не заставят их отступить. Сначала они нагонят заблудившихся, тех, кто отстал от поезда. Железный Совет надеялся на край какотопического пятна. Там он рассчитывал скрыться от преследования.

— Вот уж не думал, что увижу это снова, — сказал Иуда.

Они стояли на скале и вглядывались в дорогу, испещренную движущимися точками: мужчины и женщины, кто верхом на вьючных мулах, а кто и пешком, спешили на помощь землекопам.

"А что, если Совет в пути переменит свое решение? — думал Каттер. — Что, если на полдороге большинство раздумает и решит вернуться?"

Ну вот. Солнце было у них сзади. Его лучи постепенно зеленели, как будто, садясь, оно покрывалось патиной. В этом нездоровом свете Совет смотрел на северо-восток, где лежало какотопическое пятно. Они шли к нему сотни миль, путь занял недели, и вот они наконец здесь, на его краю.

При виде пятна Каттер побледнел.

— Курабин, — позвал он, — открой нам секрет. Что оно такое? Что в нем происходит?

В воздухе раздался звук какого-то поспешного движения, и голос монаха ответил:

— Есть такие секреты, о которых я ничего не хочу знать.

Впереди лежал Вихревой поток. Ландшафт, искореженный неведомой дурной энергией, то и дело взрывающийся новыми формами, до ужаса щедрый на обличья. Одна перспектива сменяет другую. "То, что мы видим, — это не то, что он есть, — думал Каттер. — Это лишь одно представление о нем. Лишь один способ его бытия".