Нью-Кробюзон. [Трилогия]

Огни на древней улице стекольщиков давно потухли, но, потрясая тощим кошельком и взывая к политическому чутью ремесленников, Каттер добился того, что мятежники со "Стекольного завода Рамуно" снова раздули горны, достали поташ, папоротники, а также известняк — все для полировки и чистки. Каттер отдал им футляр с круглым зеркалом Иуды, которое он разбил. Стекольщики дали согласие отлить ему замену. После этого Каттер пошел к Ори — дожидаться его и Иуду.

Если Каттер и встречал Ори раньше — что вполне вероятно, учитывая немногочисленность недовольных до эпохи Коллектива, — то он этого не помнил. По описанию, данному Мадленой ди Фаржа, Каттер представлял себе озлобленного, неуемного, драчливого мальчишку, рвущегося в бой и без конца бранящего своих товарищей за бездействие. Но парень оказался совершенно иным.

В нем чувствовался какой-то надлом. Какой именно, Каттер не понимал, но сочувствовал Ори. Тот замкнулся в себе, и Каттеру, Иуде и Мадлене пришлось приложить немало усилий, чтобы его разговорить.

— Оно уже близко, — предупредил Курабин. — Оно на подходе, надо спешить.

С каждым разом голос монаха звучал все тревожнее: разум, который руководил им, убывал день за днем. Так много понадобилось узнать в последнее время у скрытого тешского божества, что сам Курабин должен был вот-вот навсегда скрыться.

Но постепенное угасание не мешало Курабину пребывать в тревоге. Каждая спираль, мимо которой они проходили, вселяла в него (или в нее) страх, говорила о грядущем ужасе, о массовой бойне: Курабин называл эти символы духами братской могилы, массовыми убийцами, истребителями. Он утверждал, что, по его ощущениям, их время почти пришло. Каттер заразился от него тревогой и страхом.

Город оказался в кольце мелких мороков. По дороге к дому Ори Каттер заметил какую-то суету на соседней улице, а Курабин тут же вцепился в него невидимыми руками и с воплями потащил его туда. Подойдя ближе, они еще застали видение, которое прямо у них на глазах распалось на сложные фрагменты и исчезло, прихватив с собой, как им показалось, весь цвет и свет этого мира. Несколько коллективистов сбились в кучу и вопили, тыча в видение пальцами, но никто не упал замертво.

Курабин застонал.

— Это оно, оно, — повторял он, пока свет вокруг них мерк и видение исчезало. — Это последняя игра.

Каттер не знал, верить ли тому, что Ори убил мэра Стем-Фулькер. В голове это не укладывалось. Невозможно было представить, что уравновешенная беловолосая женщина, которую он так хорошо знал по гелиотипам и афишам, видел издалека во время общественных мероприятий и ненавидел всеми силами души, мертва. Каттер не знал, что с этим делать. Он просто сидел в комнате Ори и ждал.

Иуда пошел с Ори, который надел бычий шлем. Прильнув к нему, он прорвал кожу мира и оказался в своей старой мастерской в Барсучьей топи.

— Зачем тебе туда идти? — говорил ему Каттер. — Зеркало я тебе сделаю, Совету пригодится, — так что же еще? А твою мастерскую наверняка закрыли.

— Да, — отвечал Иуда, — наверное. И насчет зеркала ты прав, оно еще понадобится, но там есть и другие нужные мне вещи. У меня есть план.

Остальные были в арсеналах. Переделанные Железного Совета готовились защищать Коллектив на баррикадах. "Что может значить для них эта чужая битва?" — думал Каттер.

Он вспоминал путешествие, когда они под предводительством конного скитальца Дрогона, задолго до них исходившего те места, неслись сломя голову через дурные земли и пампасы, пробирались через обломки скал, преодолели сотни миль, пока перед ними, к западу от низины, от устья реки, не встал город. По пути им встречались города-призраки, напоминавшие груду пустых коробок, — в убогих домиках, высохших за многие годы после ухода жителей, обитала только пыль.

— Да, — шепнул ему тогда Иуда.

Перед ними вставало его прошлое — передовые посты железной дороги, остатки изгородей, помеченные сучьями могилки. Меньше тридцати лет назад здесь кипела жизнь.

Восстание Железного Совета и бегство вечного поезда стали заключительной частью кризиса — порожденного коррупцией, некомпетентностью и перепроизводством, — кризиса, сгубившего Трансконтинентальный железнодорожный трест Правли. Города и деревни, в спешке построенные среди равнин, стада коров и мясных животных-гибридов, стрелки и наемники, трапперы, все обитатели этих ублюдочных порождений золота и разбоя испарились в считаные месяцы. Свои дома они просто бросили, как змея — старую кожу. Ушли ковбои, бандиты, шлюхи.

Железный Совет наверняка уже ускорил ход. Снятие и укладка рельсов — дело долгое и трудное, но все же поезд просто пожирает расстояние. Прикинув, Каттер решил, что они уже на равнине. И милиция, которая прошла за ними полсвета, наверняка не потеряла след и тоже приближается к дому, день за днем сокращая дистанцию. Нелепее ничего не придумаешь — плестись через весь континент и обратно, жутким маршрутом.