Нюансеры

Закукарекали петухи, налетели. Сшибли котелок с головы. Мелькнуло вскользь, огнём обожгло ухо. Меньше всего собираясь махаться по-честному, как кулачные бойцы на Песках за Университетским садом, Клёст с опозданием понял, что выбрал неудачное место для выпуска пара. Одна досадная ошибка, и он сойдёт с рыхлого снега на укатанную дорожку, поскользнется, упадёт – и тогда его затопчут. Ограничен крохотным пятачком, он кружил, вскинув руки, прикрывая голову. Нет, не повезло – нога поехала на льду. Чудом извернувшись, Клёст завалился набок, смягчая падение. Даже не пытаясь встать, с силой пнул в колено набегающего Кожуха – тот с воплем грохнулся под фонарь – схватил горсть грязного снега, швырнул в лицо Тулупу. Рядом возился оглушённый Армяк, тыкал ручищами наугад – без шапки, весь в крови, с разбитой в хлам рожей. Сунул Мише в скулу: хрустнули зубы, рот наполнился солёным, горячим. Кажется, Клёст прокусил язык. Ослепший Тулуп упал на колени, шаря в поисках врага – циклоп, ловящий Одиссея – и Миша саданул его ребром ладони в кадык, снизу вверх, проклиная минуту, когда чёрт дернул его ввязаться в эту бессмысленную стычку, будь она проклята...

В уши ворвался пронзительный свист.

Фараоны?!

От дальней подворотни, надувая хомячьи щёки, зажав в зубах свисток, к ним спешил бородатый дворник. Сверкала начищенная бляха, в руках дворник сжимал лопату, и явление сие не сулило пьяным буянам ничего хорошего.

– Тика̀ем, Мыкола!

Шкандыбая, оскальзываясь, богатыри дунули вниз по улице. Клёст сплюнул кровью, утёр ладонью губы, подобрал котелок и начал отряхивать пальто свободной рукой. Свист прекратился, рядом, пыхтя и отдуваясь, стоял раскрасневшийся от бега дворник.

– У-у, раклы, пьянь голозадая! – он погрозил вслед убегающим лопатой. – Средь бела дня, шелупонь! Как вы, ваше благородие?

Мише сделалось тошно, а от участия в голосе дворника – вдвое. Он с усилием сглотнул, вдохнул-выдохнул: раз, другой. Слава Богу, не достал револьвер. Была бы сейчас маета...

– Вашими молитвами, голубчик. Вовремя подоспели.

– Кровь у вас на губе. И из носу тоже. Вам бы к дохтуру!

– Некогда, – отмахнулся Миша. – Тороплюсь.

– В аптеку, а? Вон она, рядышком.

– Благодарю за заботу. Я туда и собирался.

Сунув дворнику двугривенный, он двинулся к аптеке, тщательно выбирая наименее скользкие места. На ходу проверил карманы: всё ли на месте? Ничего не обронил? Револьвер, платок, бумажник... С бумажника мысль перескочила на саквояж с деньгами, оставленный в номере. В груди шевельнулась змея тревоги. При такой злой непрухе надо было саквояж с собой прихватить. Вдруг номер обнесут? По идее, вряд ли: не «Гранд-Отель», но и не притон-клоповник, честное место. Разъездной агент – птица слишком скромного полёта, чтоб рассчитывать на куш. С другой стороны, при его нынешнем везении...

А взял бы с собой – и что? Выронил бы в драке, а из саквояжа – ассигнации ворохом! Или раньше, когда на льду грохнулся. Нет, таскать этакие деньжищи – тоже не выход. Припрятать в ухоронке? До поры, до времени?

– Какими судьбами? Здравствуйте, Михаил...

– Хрисанфович.

В первый миг померещилось: фраер из «Астраханской» раздвоился. Нет, ерунда: второй заметно моложе. Но похож, чертовски похож! Брат? Оба вышли из аптеки, куда Миша только собрался зайти.

– С вами все в порядке? Выглядите вы скверно, если по правде.

– Здравствуйте, Константин Сергеевич, – память на имена у Миши была отличная. – Да вот, напало пьяное дурачьё. Посреди бела дня, представляете? Хорошо, дворник подоспел.

– Ах, незадача! Куда только полиция смотрит?!

– Знаем мы, куда она смотрит. В карман, где рубль.

– Позвольте представить: брат мой, Юрий Сергеевич. Юра, Михаил Хрисанфович агентом ездит, шерсть продаёт. От нашего товарищества. Небось, твоя шерсть, григоровская?

Клёст напрягся. Юрий Сергеевич? При первой встрече фраер его поминал. А ну как приступит с расспросами? «Сколько нынче стоит пуд шерсти мытой, но некрашеной, а сколько крашеной?»

– Моё почтение, Юрий Сергеевич.

Младший фраер протянул руку:

– Взаимно.

Он с отменным безразличием подарил Мише крепкое рукопожатие. Тему, к счастью, развивать не стал: молчал, улыбался. Клёст был ему совершенно неинтересен, и слава Богу! Старший фраер смотрел Мише за спину. По загривку побежали зябкие мурашки. Клёст не выдержал, обернулся. По улице гуляла знакомая старуха. Не карга с клюкой – другая: дородная, осанистая, в бордовом салопе и старомодном капоре – та, что привиделась на месте карги. За её спиной вприпрыжку семенил убитый кассир из Волжско-Камского.

Миша моргнул. Ничего не изменилось.

– Вы её знаете? Старуху в красном?

– Не имею чести, – в сомнении протянул фраер. – Но знаете, где-то я её видел. Вот только не припомню, где. А вы?

Видит! Он её видит! Значит, не призрак? Не морок?!

– Нет, я с ней не знаком, – Мишу трясло, и не только от лихорадки. – А что насчёт молодого человека?

– Молодого человека?

– Вон, за старухой.

– Извините, не вижу. Там точно есть молодой человек?

– Ох, простите! Он в подворотню нырнул, а я и прозевал.

Фраер пожал плечами: бывает.