Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)

Не скрою от вас, милая Лора, что, когда я обручилась с Фаринтошем и лучше узнала его нрав (я ведь теперь что ни день видела его, разговаривала с ним, слышала отзывы о нем людей), меня все чаще стали обуревать тревожные мысли относительно той поры, когда мне придется стать его супругой. Он не внушал мне уважения, хоть я и ближе узнала его за те месяцы, когда в наших семьях был траур. Я не буду рассказывать вам о маркизе. Вправе ли я сообщать друзьям то, что слыхала от него в минуты откровенности? Он утверждал, что я нравлюсь ему тем, что не льщу ему. Бедный Малькольм, ему все льстят! Но чем же, как не лестью, было мое согласие на брак с ним? Да, Лора, то была лесть, преклонение перед титулом, жажда обладать им. Разве я вышла бы замуж просто за Малькольма Роя? Я отказала лучшему искателю, Лора.

Все эти думы мучили меня несколько месяцев. Наверное, мое общество не доставляло ему большой радости, и все же он сносил мои капризы значительно терпеливее, чем я могла ожидать. Когда же, четыре дня назад, мы прибыли в этот печальный дом (куда должен был вскоре пожаловать также и Фаринтош) и застали здесь лишь горе и уныние и этих бедных детей, брошенных матерью, - я жалею ее, да поможет ей бог, она была очень несчастлива, и несчастна сейчас, и несчастной умрет, - я лежала и бессонными ночами думала о собственном моем будущем и о том, что, подобно Кларе, тоже выхожу замуж ради богатства и положения в обществе; а ведь я сама себе хозяйка, не раба чужой воли, и от природы не такая покорная, как она, - так зачем же я это делаю, спрашивала я себя. Раз уж Клара покинула нашу семью, где была так несчастна и теперь все равно что умерла для нас, я должна заменить мать ее сиротам. Я люблю ее маленькую дочурку, и она тоже всегда любила меня; в день нашего приезда она прибежала ко мне вся в слезах и, обвив ручонками мою шею, проговорила своим детским голоском: "Вы же не бросите нас, правда, тетя Этель?" Я не покину ее и буду учиться, чтобы учить ее, и сама постараюсь стать лучше, чем была прежде. Ведь молитва поможет мне, правда, Лора? Я уверена, что поступила правильно и что мой долг - остаться здесь".

Пересказывая мне эти признания Этель, Лора казалась глубоко растроганной, и когда назавтра в церкви священник прочел первые слова богослужения, мне почудилось, что ее светлое личико озарилось каким-то особым сиянием.

Некоторые из последующих событий в истории этой ветви семейства Ньюкомов я могу изложить лишь со слов той же рассказчицы. Мисс Этель и моя супруга теперь виделись каждый божий день и звали друг друга не иначе, как "моя душечка", с той необузданной горячностью, которую нам, сдержанным светским мужчинам, скупым на чрезмерное проявление чувств, да и вообще старающимся их не испытывать, непременно надобно чтить в представительницах слабого пола, чья любовь разгорается особенно жарко в темный час невзгоды; они целуются, обнимаются, утешают друг дружку, называют уменьшительными именами в том прекрасном и сладостном единении, что спокон веков на земле связывает Страдание и Сочувствие. В мире, поверьте, мисс Найтингейл встречаются на каждом шагу, и мы, больные и раненые каждый в своем Скутари, не испытываем недостатка в сестрах милосердия. Я не был свидетелем того, как моя жена врачевала душевные раны обитателей Ньюком-парка; однако я легко могу представить себе ее среди всех этих женщин и детей - как она дарит им разумный совет, оказывает тысячу милых услуг; вовремя пожалеет, а глядишь и развеселит, и лицо ее при этом дышит искренностью и любовью, которые вдохновляют каждое ее слово, каждое движение, каждый поступок.

Что же касается супруга миссис Пенденнис, то он, со своей стороны, не пытался утешить баронета сэра Барнса Ньюкома. Я не чувствовал к этому джентльмену ни малейшей жалости и не скрывал этого. Флорак, обязанный Барнсу своим титулом и всем своим нынешним благополучием, попробовал было выказать ему соболезнование, однако был встречен с таким нескрываемым раздражением, что предпочел не утруждать себя повторным визитом и предоставил баронету срывать свой гнев на людях, непосредственно ему подвластных. Всякий раз, как Лора возвращалась в Розбери из своих благотворительных поездок в Ньюком-парк, мы справлялись у нее о злополучном хозяине дома. Но миссис Пенденнис неохотно и скупо говорила о том, что видела сама или слышала о нем от других и, как это ни прискорбно, начинала вдруг улыбаться: бедняжка не в силах была подавить в себе чувство юмора; и мы тоже подчас, не выдержав, принимались открыто хохотать при мысли об этом побитом негодяе, этом обиженном обидчике, за что миссис Лора обычно упрекала нас в черствости и бездушии. Когда мы приехали как-то в Ньюком, хозяин "Королевского Герба" посмотрел на нас лукаво и понимающе, а Том Поттс ухмыльнулся и стал потирать руки.