Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)

Тут мой сосед Ф. Б. любезно придавливает под столом мою ногу всей тяжестью своего каблука, предупреждая меня тем самым через посредство моих мозолей, чтобы я ни в коем случае не касался здесь этой деликатной темы.

- Да, - продолжал я невзирая на это предупреждение, а может быть, как раз наперекор ему. - Моя жена переписывается с мисс Этель - с этим благородным созданием, которое любят и ценят все, кто ее знает. Она очень переменилась за то время, что вы ее не видели, полковник Ньюком, -с тех пор как случилось это несчастье в семье сэра Барнса и у вас с ним пошли раздоры. Очень переменилась, и к лучшему. Спросите мою жену - она хорошо ее знает и постоянно с ней общается.

- Возможно, возможно! - поспешил ответить полковник. - От души надеюсь, что она стала лучше. Ей было в чем раскаиваться. А не пора ли нам подняться к дамам, господа, и выпить кофейку? - На этом разговор закончился, и мы "покинули столовую.

Мы поднялись в гостиную, где обе дамы, разумеется, обрадовались нашему приходу, положившему конец их беседе. Полковник в стороне завел какой-то разговор с моей женой, и я увидел, как помрачнело его лицо, когда она стала в нем-то с жаром убеждать его, подкрепляя свои слова жестами: ее руки всегда приходили в движение, когда сердце их владелицы утрачивало покой. Я был уверен, что она защищает Этель перед дядюшкой.

Так оно и было. Мистер Джордж тоже понял, о чем она вела речь.

- Полюбуйся! - сказал он мне. - Знаешь, о чем там старается твоя жена? Она возлюбила девицу, по которой, как вы говорили, сохнул Клайв до своей женитьбы, на этой безмятежной малютке. Рози - простое и милое существо и стоит дюжины ваших Этель.

- То-то и оно, что простое, - говорит мистер П., пожимая плечами.

- Ну, в двадцать лет это качество предпочтительней искушенности. Лучше совсем не иметь в голове мыслей, чем, подобно некоторым барышням, думать лишь об одном: кого бы им побыстрее и понадежнее окрутить. Такие только глянут на свет божий, как тут же начинают высматривать себе хорошую партию; их приучают умильно глядеть на графа, потупляться перед маркизом и не замечать простых смертных. Я, слава богу, мало искушен в светских делах. (Не смотри на меня с укором, мой юный Браммел!) Но право же, мне кажется, сэр, что эта Дюймовочка начала важничать с тех пор, как вышла замуж и завела собственный выезд. По-моему, она даже несколько покровительственно относится ко мне. Ужели общение со светом пагубно для всех женщин и эти милые цветы теряют свою прелесть на сих житейских торжищах? Я, впрочем, знаю одну, не утратившую душевной чистоты! Правда, я ведь только и знаю ее, да вот эту малютку, да нашу уборщицу - миссис Фланаган, и еще моих сестер, но те живут в деревне и в счет не идут. А эта мисс Ньюком, которой ты однажды меня представлял, - ехидна! Хорошо, что ее яд не страшен для твоей супруги, а то она бы ее погубила. Надеюсь, полковник не поверит ни одному слову миссис Лоры.

Тем временем конфиденциальный разговор хозяина дома с моей женой окончился. Шутливо настроенный мистер Уорингтон подошел к дамам, пересказал им новость о предстоящей лекции Барнса и продекламировал "Пчелку-хлопотунью", снабдив эти всем известные стихи собственными злыми комментариями; миссис Клайв сначала слушала и ничего не понимала, но видя, что все смеются, тоже залилась смехом и воскликнула:

- Ах, какой злой насмешник! Нет, я в жизни ничего не слышала потешнее! А вы, миссис Пенденнис?

Пока Джордж витийствовал, Клайв задумчиво сидел в стороне и грыз ногти, не очень прислушиваясь к тому, что говорил ему Ф. В., но тут вдруг рассмеялся разок-другой и, пересев к столу, принялся рисовать что-то в блокноте.

Когда Уорингтон смолк, Ф. Б. подошел к рисовальщику, глянул ему через плечо и затрясся в конвульсиях, пытаясь подавить смех, однако не выдержал и громко расхохотался.

- Великолепно! Ей-богу, великолепно! Повесьте эту картинку на улице Ньюкома, и сэр Барнс не рискнет больше появиться перед избирателями!

Ф. Б. протянул рисунок собравшимся, и все, кроме Лоры, залились смехом. Что до полковника, то он принялся шагать взад-вперед по комнате; он подновил рисунок к глазам, отставлял его на расстояние, поглаживал его рукой и с довольным видом хлопал сына по плечу.

- Великолепно! Великолепно! - повторял он. - Мы отпечатаем эту карикатуру, сэр, да-да! Покажем пороку его лицо и посрамим гадину в ее собственном логове. Вот что мы сделаем, сэр!

Миссис Пенденнис вернулась домой с тяжелым сердцем. Она не умела быть равнодушной к дурным и хорошим порывам своих друзей, и ее тревожили мстительные замыслы полковника. На следующий день нам довелось посетить нашего приятеля Джей Джея (он в то время заканчивал работу над прелестной маленькой картиной, которая позднее значилась на выставке под номером 263 как "Портрет дамы с ребенком"), и тут мы услышали, что поутру у него побывал Клайв и поделился с ним некоторыми семейными планами. По мрачному лицу живописца нетрудно было догадаться, что он их не одобряет.