Александр Кобринский
НЮМА
(рассказ)
— А все же она вышла за него замуж, — сказал коллега.
— Красивая баба! — сказал Нюма, наполнив фужеры.
Разговору помешал звонок. Нюма открыл дверь, В комнату вошла женщина печальная, маленькая, сутулая… Припухшие веки говорили о том, что сегодня там были слезы.
— Что случилось? — спросил Нюма.
— Случилось! — сказала женщина утвердительно.
— Говори, что случилось? — повторил Нюма.
— Маня умерла!..
Женщина подошла к дивану, присела и, опустив голову, стала горестно ею покачивать…
— Все умирают! — сказал Нюма и вдруг почувствовал, что попал в сердце.
«Шлифованный булыжник, болванка чугунная, кнехт», — подумал он о себе. Его голос тут же смягчился, — сама знаешь, чем кончаются твои слезы… Хочешь себя до криза довести?
— В три часа похороны, — сказала женщина, поднялась, посмотрела на бутылку… — Не забывай, что хоронить будут твою тетю.
Ушла.
— Родственница? — спросил коллега.
— Мама.
— Я не думал, что она у тебя такая маленькая. Стул заскрипел четырьмя ножками; голова повернулась к часам…
— До трех еще далеко!..
Коллега согласился молча. «Пропало воскресенье», — подумал Нюма.
— Когда у них свадьба? — спросил и толстые, короткие пальцы прикоснулись к фужеру.
— Через неделю, — ответил коллега и, помолчав, — жаль, что меня в командировку посылают.
— Я бы с удовольствием вместо тебя махнул. В Хабаровске был, в Иркутске не приходилось.
— Странный ты человек… Мне каждая поездка — боль в печени, а тебе…
— Не бери в голову, — сказал Нюма и, опорожнив фужер, потянулся к бутылке…
Горлышко повисло над серебристым торцом, перебежало ко второму фужеру и отдышалось. Нюма поставил бутылку под стол, — Привычка!..
Коллега улыбнулся.
— Кислятина!..
— Я сейчас на мели, — фужер описал дугу, прикоснулся к губам… — Пора идти…
Ключ лежал на книжном шкафу…
Улица…
Скамейка…
Чередование голубых и оранжевых реек…
Старые балаболки… Ноги на ширине плеч, локти на коленях, подбородки на кулаках…
Тарабарщина — любовь, нафталин, объятия, клопы, былая свежесть, тараканы, амидопирин, морщины, валерьянка, воспоминания, моль…
Нюма посмотрел на распределение масс этой групповой скульптуры… Подумал: «У той, что в центре, лицо похоже на башмак миноискателя, Жаль, что тот настроен на металлическое, а эта — на хмельное… Представляю себе, какие концерты она устраивает мужу, когда он приходит буховый»…
— До понедельника!
— У-гу, — попрощался и зашагал к троллейбусной остановке.
Возле арки кучками (по два, по три человека) стояли люди. Нюма поздоровался с теми, кого знал и прошел во двор. Там людей было больше. Возле беседки он заметил двоюродных сестер…
— Правда, борода ему идет, — сказала Лина, обращаясь к Ане.
— Этой бороде, Линочка, уже пять лет, — сказал Нюма. — А где Костя?
— Он в командировке.
Лина стояла, прислонившись к беседке. Однотонный штапель плотно прилегал к выпуклому бедру…
— Сколько лет твоей дочке?
— Невеста.
— Жанна, иди к нам, — сказала Аня, обращаясь к женщине: та стояла невдалеке и время от времени смотрела в сторону арки.
Жанна подошла к сестрам. Лицо у нее было землянистого цвета. Профиль казался вдавленным — напоминал вогнутую линзу.
— Как твой Андрюша?
— Экзамены сдает.
— В какой институт?
— В транспортный… Завтра у них русский… Притом письменный!..
— Не переживай… Сдаст!.. Он парень способный.
— Сам знаешь… — сказала Вогнутая Линза и тут же стряхнула с блузки невидимую соринку.
К беседующим родственникам подошла женщина с ярко накрашенными губами…
— Он сделал все, что мог… Это был действительно любящий муж…
— На него жалко смотреть, — сказала Аня. — он за полгода на глубокого старика стал похож.
— Я думаю, что в ее смерти виноваты врачи… Здесь важен точный диагноз. У моей мамы тоже рак матки. Она уже десятый год с этим несчастьем.
Жара спадала, но двор был заасфальтирован недавно — свежее покрытие насыщало воздух гуталиновым запахом…
— Несут, — произнес чей-то облегченный шепот.
Головы повернулись к арке… Оттуда вынырнул гроб, обтянутый красным сукном. «Из похоронного бюро», — подумал Нюма о носильщиках и окинул взглядом балконы.
На одном из них стояла женщина в цветастом халате. Правая рука у нее тянулась к прищепкам, левая придерживала эмалированную миску… Веревка вздрагивала… Женщина снимала высохшее белье.
— Неудобно стоять тут, сказала Аня и первая пошла к подъезду.
Гроб стоял в центре столовой комнаты на стульях. Их кожаные спинки плотно примыкали к боковинам. Вдоль бортов теснились родственники. Дядина голова вращалась — двигалась вправо, поднималась вверх, потом двигалась влево и падала как груз, лишенный опоры.
— Прощайтесь с нашей соседкой, прощайтесь с нашей соседкой, — приговаривал он, всхлипывая.
— Мамочка, мама, мамочка, — причитала старшая дочь.
— Нюма, попрощайся с нашей соседкой, — выкрикнул дядя (колебания на шейном штативе прекратились)…
Племянник продвинулся чуть ближе.
Усопшая…