Нюрнберг. На веки вечные

– К чему такая срочность? – не унимался пытливый заместитель «Дикого Билла», который сегодня проявлял невероятную тактичность, проницательность и прозорливость – именно по проявлениям этих, несвойственных ему, качеств Даллес понял, что вопрос перед ним сегодня стоит серьезный и важный.

– К тому, что обстановка в мире, несмотря на окончание войны, менее напряженной не стала – ты- то об этом знаешь. Итоги конференций, разделивших Европу на сферы влияния между союзниками, не устраивают никого. Это значит, что третья мировая может начаться со дня на день. СССР лежит в руинах, а когда лучше всего бить соперника, если не в момент его усталости? Только повод для этого нужен серьезный, и мое чутье подсказывает, что он у нас почти в руках… Однако, вопрос войны все же оставим политикам. Мы же должны сделать свою, разведывательную, работу. От ее результатов зависит, кто в каком обличье войдет в историю – кто на веки вечные станет врагом человечества, а кто – другом. Гитлер и Сталин – эти два друга – должны предстать в одинаковом свете. Но в правдивом. Потому так важно докопаться до истины и доказать ее, что ты и должен сделать…

Даллес понимающе посмотрел на шефа – все сказанное им на протяжении последнего часа, наконец, сложилось в единую мозаику, логичную, последовательную и искреннюю.

– Мне надлежит отправиться в Нюрнберг?

– Да. Но для начала надо изобрести повод – приезд твой без него будет не просто криво истолкован; он сам по себе станет козырем в руках наших противников…

– Козырем? Но каким?

20 сентября 1945 года, ближняя дача Сталина в Кунцево

Сегодня на прием товарищ Сталин вызвал Андрея Януарьевича Вышинского. Этот человек, ныне занимающий скромную и малозаметную должность заместителя министра иностранных дел СССР по правовым вопросам, вошел в историю страны не благодаря тому, что был образованнейшим юристом, профессором, автором книг и монографий, а некогда – даже ректором МГУ. И даже не благодаря тому, что во Временном правительстве занимал должность товарища министра юстиции Малянтовича, и в этом качестве отдал приказ об аресте Ленина. Все эти, без сомнения, яркие события до поры меркли на фоне остальных, не менее ярких, но куда более мрачных. Он стал печально знаменит благодаря своему участию в качестве главного прокурора страны в сталинских репрессиях 1930- х годов. Яркие, но хамские подчас обвинительные речи становились грозным предвестником скорой расправы над неугодными Сталину старыми партийцами. От них веяло кровью и страхом, которые вплелись в воздух того времени и которыми тогда, с подачи Вышинского, дышала вся страна. В начале 1940- х война прервала вращение молоха репрессий, но кровавого обвинителя, несмотря на новую должность, по- прежнему звали «прокурор Вышинский». И по- прежнему Сталин поручал ему решение самых сложных, ответственных и подчас темных вопросов – только тот, чьи руки обагрены кровью общих жертв, сможет по- настоящему почувствовать волю жестокого хозяина и будет стараться, воплощая ее в жизнь.

Сейчас Вышинский по приказу хозяина должен был доложить ему свои соображения, касающиеся срыва Нюрнбергского процесса.

– Заходи, садись. Что скажещ, есть результаты? – с порога начал Генсек, для которого проблема была достаточно острой, а потому обсуждения ее не предполагали соблюдения каких- либо правил этикета. Верный пес понял его с полуслова.

– Думаю, товарищ Сталин, инициативы союзников в этой части избежать не удастся, – робко пряча глаза, развел руками Вышинский. – Слишком уж серьезный вопрос – что делать с арестованными главарями рейха? Просто отпустить уже не получится – после того, как по всему миру прокатилась волна судов над меньшими по масштабу нацистскими преступниками. Они обошли нас в этом вопросе, инициировав Бельзенский процесс…

– Да, – протянул Сталин, недовольно потирая себя по коленям, – ты прав, тут они нас обскакали. Пока ми с ними раздел послевоенной Германии и Европы обсуждали да потери в войне подсчитывали, они подсуетились. Ни с кем не посоветовались, в очередной раз наплевали на мнение союзников, осудили и машут теперь флагом Бельзена по всему миру! Вай! А что они в самом Бельзене натворили – никого не интересует… С какими нарущениями провели процесс? И хотят теперь такое же облихование устроить в международном масштабе тем, с кем вчера сидели за столом переговоров и задницу лизали перед войной…

– Думаю, товарищ Сталин, процессуальные нарушения здесь не будут играть особой роли – слишком велика степень содеянного. Да и мы сами немного виноваты в допущении итогов Бельзена – таких дел натворили в 43- ем в Харькове и Краснодаре, что последствия нам еще долго аукаться будут.

– А щто било делать? – с легким грузинским акцентом вопрошал глава государства. – Народ не верил тогда в нашу победу – ты и сам помнишь, как Политбюро, прикрывшись каким- то детским садом, решило чуть ли не в полном составе на сторону врага переметнуться! Мне бы их тогда, по совести, всех к стенке поставить, да не то било время, чтобы счеты сводить – мы это позже сделаем…