В первую очередь это глаза, ответил он. Еврейские глаза совершенно другие. Я поинтересовался, какие именно, но он лишь продолжал утверждать, что другие. Но как установил лично он, Штрейхер, зад еврея в этом смысле куда показательнее глаз.
Я осведомился, какими же типично еврейскими чертами природа решила одарить мягкое место иудея.
— О, задница у них совершенно отлична от остальных задниц, — ухмыльнулся он с видом спеца, чувствовалось, что к этому Штрейхер относился в высшей степени ответственно. — Еврейская задница, она, знаете, такая женственно-округлая, мягонькая, словом женственная, — пояснил он, порочно поблескивая глазами и рисуя в воздухе женственные и мягонькие, на его взгляд, пропорции. — А еврейская походка? С первого взгляда ты уже видишь, что перед тобой еврей. Помню, когда я находился в Мондорфе, меня допрашивали четверо — и все евреи. По их задницам, но тому, как они двигались, ходили но комнате я и определил то, чего другие не могли.
А этот их язык жестов? Конечно, не у всех это проявляется! И если иногда трудно бывает определить еврея но строению тела, то поведение обязательно выдаст его. Немец ведь всегда такой открытый — совершеннейший ребенок. А еврей — тот насквозь фальшив…
Я 25 лет жизни посвятил изучению этого, и нет другого такого специалиста, который разбирался бы в этом лучше меня. Я вот, например, хорошо изучил этих людей в зале, я в одну секунду еврея определю, а некоторым надо целый день глаз с него не спускать, чтобы раскусить в нем еврея и убедиться, что я прав. Возьмите хотя бы представителей обвинения — там же еврей на еврее.
Я спросил, уж не считает ли он евреем обвинителя Джексона. Штрейхер с издевкой уведомил меня, что настоящее его имя не Джексон, а какой-нибудь Якобзон, и он — еврей, как и все остальные. (То же самое уже высказывалось им недавно и Гольдензону.)
Утреннее заседание.
Доктор Заутер завершил заключительную речь по защите Шираха, подчеркнув тот факт, что Ширах полностью отказывался от национал-социализма и антисемитизма.
В перерыве и перед обедом Геринг все время задевал Шираха и подыскивал сообщников среди других обвиняемых, из тех, кто, как и он, осуждал Шираха за отказ от национал-социализма. Поскольку взаимоотношения на геринговском конце скамьи подсудимых заметно охладились, бывшему рейхсмаршалу пришлось передислоцироваться поближе к центру ее, в надежде обрести единомышленников в лице Заукеля, Розенберга и Франка.
И Франк кос в чем поддался влиянию.
— Я вообще-то тоже против угодничества перед судьями. Все равно что строить защиту человека ныне женатого на том, что он когда-то был холостяком.
Обеденный перерыв. Кейтеля и Йодля не на шутку напугала новость о том, что все 75 служащих подразделений «ваффен СС» были признаны виновными в расправе над американскими военнопленными. 43 человека были приговорены к смертной казни, 30 — к различным срокам тюремного заключения. Приговоренный к смерти полковник Пейпер, по утверждению Кейтеля, был хорошим командиром.
Я заметил, что он, видимо, очень добросовестный офицер, с особым рвением исполнявший приказы и распоряжения начальства. Кейтель ответил, что Пейпер, несмотря на расправу с пленными, которая но его, Кейтеля, мнению совершенно непростительна, все-таки был очень хорошим подчиненным. Йодль в соседнем отсеке успокаивал себя тем, что генерал Зепп Дитрих, командующий дивизией, в которой служил Пейпер, отделался всего лишь пожизненным заключением. Это говорило в пользу того, что вина офицера высокого ранга все же могла быть расценена, как менее серьезная, чем вина его подчиненных, непосредственно участвовавших в исполнении приказа, то есть совершении преступления.
Йодлю показалось любопытным и то, что генерал Штудент отделался сравнительно легко, а потом его и вовсе оправдали в связи с прохождением по другому делу.
— Потому что один из американских офицеров заявил о том, что он — человек порядочный! — со значением добавил Йодль. После обеда неутомимый Геринг продолжал вербовать себе сторонников по принципу общности объектов ненависти. Мне доложили, как он с Дёницом и другими протестантами распинался о том, что евреи буквально наводнили зал судебных заседаний и что католическая церковь готова благословить и большевизм, однако трудновато ей потом будет угождать и нашим, и вашим.
Затем он снова вернулся к центру скамьи подсудимых — необходимо было повторить ту же самую байку и Франку, однако в беседе с ним Герингу пришлось воздержаться от всяких нападок на католическую церковь, ограничившись бранью в адрес евреев и коммунистов.