Низами

Поясняется это притчей о том, как легендарный царь древнего Ирана Феридун, охотясь за газелью, услышал голос ч стрелы и коня, возвещавший, что ради забавы бессловесную тварь истреблять нельзя. Предание это, весьма близкое к христианской легенде о покровителе охотников святом Губерте, возможно, восходит к манихейским традициям [33]. Но у Низами оно, конечно, связано с другим кругом мыслей. Не нужно забывать, что грандиозные охоты, принимавшие характер массового истребления животных, были в это время излюбленным развлечением правителей, зачастую видевших в этой забаве чуть ли не весь смысл жизни. Низами требует от шаха, чтобы он не предавался забавам, а смысл жизни видел в служении людям.

Отсюда (восьмая беседа) поэт переходит к вопросу об отношении человека к миру. Понятие греха внесено в мир человеком, поэтому обольщаться этим миром не следует, не нужно поддаваться его «лести», а спокойно итти своим путем. Вор пытался обмануть лисицу, сторожившую фруктовый сад. Он провел ее только тогда, когда заснул у нее на глазах и так склонил ко сну и ее самоё.

Но раз так, то как же следует использовать эту жизнь? Ответ дает девятая беседа. Человек должен в этой жизни подготовить себе запас для жизни будущей, подобно тому, как шахи, переезжая куда-нибудь, посылают вперед продовольствие. Но этот запас может быть создан, в первую очередь, трудом.

Мы пришли ради труда [в этот мир,
Не ради пустых разговоров мы пришли.

Если допущены ошибки, то это еще не должно быть причиной для отчаяния. Нужно признать вину и искренне молить о прощении. Так, закутивший святоша горько жаловался на свою судьбу, но получил указание, что от него ждут не жалоб, а искренней мольбы о прощении.

Десятая беседа говорит о бренности мира. Но все же видеть в нем лишь одни недостатки было бы неправильно. Недостатки нужно видеть прежде всего свои, это приучит к смирению. В мире же, даже в самых безобразных его явлениях, нужно стараться найти то, что в них прекрасно.

Но все же (одиннадцатая беседа) чрезмерного значения этим красотам придавать нельзя. Жизнь все равно оборвется. Некий мобед (зороастрийский жрец) любовался весенним садом, но, увидев его осенью опустошенным, понял, насколько все в этом мире непрочно.

Преодолеть соблазны этого мира (двенадцатая беседа) может всякий, у кого есть мудрость к сила воли. Это поясняется очень любопытной притчей. Два мудреца устроили состязание, чтобы выяснить, чья твердость сильнее. Первый поднес второму чашу со страшным ядом. Тот выпил, сразу же установил, из чего он состоит, и парализовал его действие противоядием. После этого он поднес первому цветок, над которым сначала немного пошептал. Тот так боялся его чар, что, понюхав цветок, сразу же умер, хотя никакой отравы в нем не было.

Беседа тринадцатая посвящена золоту, этому влекущему к себе людей кумиру. Оно, говорит поэт, способно приносить пользу, но полезнее всего для тебя оно тогда, когда ты не берешь, а отдаешь его. Некий муж уехал в — паломничество и оставил на хранение одному шейху свое золото. «Праведный — муж» воспользовался случаем — и прокутил все, до последней полушки. Вернувшись, паломник узнает, что деньги растрачены, и отказывается требовать у шейха возврата золота. Шейх стал теперь нищим, а требовать что-либо можно только у богатых, не у нищих.

Чтобы правильно установить цену земных благ (четырнадцатая беседа), нужно «выпрямить» свою собственную природу, нужно быть справедливым и точным, как весы. Это поясняется рассказом о царе-притеснителе — одной из лучших притч всей поэмы. Жил некий тиран, беспощадно угнетавший своих подданных. Его окружал целый штат шпионов, доносивших ему обо всех, кто так или иначе решался выражать свое недовольство его притеснением. Однажды ему доложили, что в городе есть старец, который осмеливается называть его кровопийцей, проливающим невинную кровь. Тиран возликовал. Он приказал все приготовить для казни и немедленно привести старца. Его приводят. Тиран не решается взглянуть в лицо жертвы. Уставившись в землю, он начинает говорить старцу, в чем его обвиняют. Тот, к его величайшему удивлению, не смущается. «Да, — отвечает он, — я говорил это, я говорил и еще больше: я говорил, что ты своим насилием губишь страну. Но я — только зеркало, показывающее твои недостатки. Если ты недоволен, разбей зеркало, но этим ты дела не поправишь». Слова старца произвели глубокое впечатление на тирана, который после этого решительно изменил свою политику и начал заботиться о благе народа. Характерно, что в конце этой притчи Низами говорит о своей правдивости, сближая себя со своим героем и как бы раскрывая истинное назначение своей поэмы.