Низами

Наконец отметим еще третью линию, не занимающую главного места, но, несомненно, введенную поэтом совершенно сознательно. Низами почти все свои творения рассматривал как произведения дидактические. Их задача — поучать читателя, указывать ему правильный путь. Сюжет «Лейли и Меджнун!» крайне затруднял введение дидактического элемента. Может быть, это-то и огорчало поэта, когда он получил заказ от ширваншаха. Но все же некоторый выход Низами нашел, и элемент дидактики введен и сюда. Низами показывает два типа отцовской власти: отца Кайса и отца Лейли. Отец Кайса вымолил себе сына у бога, этот сын — поздно пришедшая к нему радость. Отсюда необычайная для того времени мягкость его к Кайсу. Он ни в чем не пытается препятствовать сыну, идет навстречу всем его желаниям и так, против своей воли, становится причиной его гибели. Может быть, действуя более решительно, он сумел бы предотвратить катастрофу.

Полная противоположность — отец Лейли, жестокий и непреклонный, ни в чем не считающийся с желаниями дочери и тем губящий ее счастье. Как третий возможный тип отца, Низами показывает себя самого. В его обращенных к сыну словах звучит нежнейшая, преданная любовь. Но он не склонен потворствовать его прихотям. Он говорит о тех чертах характера сына, которые ему не нравятся, стремится отвлечь его от карьеры поэта, не сулящей, по его мнению, ничего хорошего. Он раскрывает перед сыном свои мысли о выборе профессии, дает советы, проверенные им на личном опыте.

Сопоставляя эти три вида отцовской любви, читатель может убедиться, что ни мягкость, ни суровость не могут обеспечить счастье детей, что отец должен быть на только главой, но и другом своего сына. Читателю становится понятно, что Низами ввел в поэму сказочное «моление о сыне» не ради украшения, а желая мотивировать этим чрезмерную уступчивость и мягкость отца Кайса.

Есть в поэме и четвертый отец. Это — ширваншах Ахсатан, по заказу которого писалась поэма. Включение особой главы, посвященной сыну Ахсатана, молодому Минучихру, подчеркивает то, что Низами обращается к Ахсатану именно как к отцу. Можно думать, что по мысли Низами ширваншах должен был сделать необходимые выводы и на примере «горестной истории» Лейли и Меджнуна найти для себя правильное отношение к сыну.

Таким образом, из крайне несложного арабского предания Низами удалось создать стройную поэму, привлекающую своей гармоничностью и своей органической спаянностью. Можно думать, что именно эти свойства поэмы, наряду с «литературным» характером ее героя, и обеспечили ей исключительный успех на всем Переднем Востоке.

Количество поэм, написанных в подражание «Лейли и Меджнун», крайне велико. Из более известных можно назвать: на персидском языке двадцать, на среднеазиатско-тюркском (староузбекском) — одну, на азербанджанском — три, на анатолийско-турецком (османском) — четырнадцать, на курдском — одну, на таджикском — две (возникшие уже в конце XIX века). Европейских читателей может удивить, почему эта тема могла так упорно привлекать к себе внимание. Но если учесть особенности быта, вспомнить об абсолютной родительской власти, о почти полной невозможности для молодежи мусульманских стран распоряжаться своей судьбой, то станет понятно, что на всем протяжении действия этого семейного уклада тема поэмы должна была находить себе живейший отклик почти во всех слоях общества. Вместе с тем понятно, что с разложением феодализма, с изменением уклада жизни должен был ослабеть и интерес к этой теме. Она хотя и звучит в новых романах, возникавших уже в наши дни в Турции и Иране, но претерпевает изменения, придающие облику несчастного влюбленного совершенно иной характер.

ГОДЫ СТАРОСТИ. «СЕМЬ КРАСАВИЦ»

Прошло около восьми лет, которые Низами, вероятно, провел, попрежнему отдавая свой досуг изучению доступных ему научных трудов и художественных произведений. Об этих годах его жизни мы ничего не знаем, да они, вероятно, и не были богаты внешними событиями. Но вот в его доме снова появился царский гонец, сообщивший ему такую весть:

Выведя молодой месяц из праздничной ночи
Так, чтобы из-под покрова мрака
Никто не мог разглядеть его от тонкости.
Была обещана и награда:
Труд твой проложит путь кладу.
Ведь уносит клад всякий, кто трудится.

На этот раз заказчик не счел себя вправе указывать поэту тему нового произведения и предоставил выбор самому поэту. Низами, приняв заказ, снова обратился к старым хроникам. Долго он перелистывал их страницы, пока, наконец, не остановил свой выбор на легенде о Бехрам Гуре. Так возникла четвертая поэма Низами «Семь красавиц», законченная, как он сам указывает, 31 июля 1196 года посреди ночи. Писалась она все в той же Гандже: