Ниже ада

Медитировать можно по-разному. Кому-то, чтобы начать чувствовать движение воздуха, дыхание тишины или смех пустоты, требовалась молитва, наркотики, погружение в транс… Ему, старому Виту, неизменно помогала трубка. Вселенная превращалась в единую туго натянутую струну без начала и конца — только честное, мощное, понятное напряжение и дрожь. Любое событие, действие, даже мысль вызывали колебание, доступное восприятию открывшего миру свой разум. Полнейшая беззащитность, поручение себя чужой воле и силе, а взамен всезнание… или хотя бы легкий намек на него… Впрочем, человеческому разуму достаточно и этого.

Через миг испуганный и измученный юноша заглянет в Зеркало. Великая честь и страшное проклятье. Готов ли он? Выдержит ли? Что увидит с той стороны хрустального стекла? Вит чувствовал его боль — не только физическую, хотя даже ее, дарованной неизлечимой лучевой болезнью, хватило бы любому взрослому. А мальчик держался, даже не думая о невидимых, но до жути реальных крючьях, что раздирают, рвут на части его тело. В руках Ивана Мальгина, достойного наследника великого деда, застыл Карающий меч, на острие которого ждут, сами того не ведая, сотни или даже тысячи жизней — грешных и чистых, виновных и безвинных. Но меч слишком велик и могуч и карает всех, без разбора. Равнодушное, безжалостное орудие, послушное любым рукам, в которых достаточно силы. Он слишком долго ждал, целых шестнадцать лет, и теперь рвался в бой. Убивать, убивать, убивать! Металл, раз причастившийся от человеческой крови, уже никогда не забудет ее вкус…

Координаты цели указаны. Коды доступа введены и приняты древней системой, остается лишь вдавить бледно-серую кнопку, по чьей-то странной прихоти прозванной «красной». Юноша застыл, явственно ощущая грань, что разделяет смиренно ожидающий своей участи город на новое до и новое после, на Прошлое и иное Будущее. Мальгину тяжело — слишком невыносимо бремя выбора, слишком велико одолженное ненадолго могущество, за которое последует чудовищная расплата.

Вит выдохнул густой дым и мельком взглянул на циферблат старинных наручных часов — символа времени, пусть заключенного в золотую клетку, но так и не прирученного. Оно таяло, уходило в никуда, забирая с собой те жалкие дни и минуты, что когда-то отмеряло Виту. Ему не протянуть долго вне Пояса, только там он избегает вынесенного много лет назад злобной Судьбой жестокого приговора — мучительной смерти от лучевой болезни. Только Пояс дарует обреченным приют и укрывает от неизбежности.

Ничего, он успеет вернуться. Слишком важный момент, чтобы гнать его и торопить. Десятки нечеловеческих глаз — алчных и грустных, сумасшедших и исполненных печалью, хищных и смиренных — уставились на Ивана Мальгина, примеряющего мантию Кровавого Судьи. Он еще может отказаться, убрать руку с кнопки и уйти, избрав иной путь, путь непротивления, и утратить призрачное отражение в Зеркале для Героя… поздно! Воздух взорвался криками — отчаянными и торжествующими, разочарованными и ликующими, — но лишь один из них принадлежал человеку, и не было в его голосе ни победы, ни облегчения, лишь невыносимая боль, что прорвала все преграды. Вот и все…

Вит молниеносно вскочил на ноги, с поразительной для своего возраста легкостью преодолел в стремительном прыжке ограждение балюстрады и, уже очутившись внизу, резво бросился к пункту управления ракетным комплексом, где лежал без сознания избравший свою судьбу Иван Мальгин. Мастер Вит знал, что в одиночку, на собственных руках, вынесет несчастного юношу из навсегда проклятого здания и донесет до Пояса Щорса. Он сделает это, иначе и быть не может.

«Вот и все, — повторил про себя глава Ордена Зеркала. — Смена поколений завершена. Прежние герои ушли, достойно завершив свое служение Городу и почив с миром. Их место займут новые, а значит, борьба не закончится. Они молоды, наивны, многое еще укрыто от них, но других героев у Города нет, он сам выбрал хранителей, сам вложил в их руки оружие. Справятся ли? Найдут ли верный путь? Это неведомо никому, кроме молчаливого Времени».

— Кто… — Ваня открыл незрячие глаза и, слепо, непонимающе глядя на несущего его на руках, словно ребенка, Мастера Вита, прошептал: — Кто… с той стороны игральной доски?

Прежде чем Мастер ответил, юноша вновь погрузился в беспамятство — его голова безвольно опустилась на грудь, а взор затуманился и потух.

— Никого нет и никогда не было. Человек — единственный хозяин собственной судьбы…

Эпилог

Иван — осунувшийся, лихорадочно бледный, ужасно ослабший — тонкая кожа натянулась на худом лице, плотно облегая череп, а глаза потемнели и впали, — больше не умирал.

Пояс защищал пораженных радиацией людей, однако болезнь побороть не мог. Боль подтачивала юношу изнутри, иссушала, калечила…

Сейчас, стоя у невидимой черты, за которой начинался другой мир, обыденно именуемый микрорайоном Ботаническим, Мальгин отчаянно завидовал своему другу — тот был свободен и через несколько минут отправится в путь, ведущий домой!