Вызвал скорую. Пока те не приехали, чуть с ума не сошёл – не хватало ещё свести в могилу собственную бабушку. Врач скорой хотел забрать её в больницу. Убеждал, впрочем, не слишком убедительно. Собственно, она всё равно слышать ничего не желала и наотрез отказалась от больницы – внука ведь нельзя оставить без присмотра. Наверняка, по её расчётам, меня должны были обуять стыд и раскаяние и вечная благодарность за такую жертву, но я, наоборот, досадовал, что её не увезли – неделька-другая свободы мне бы сейчас не помешала. Однако мысль, что она может умереть, напугала меня всерьёз. Потом, уже ночью, подошёл к бабке проверить, как она. Прислушался – дышит. Развернулся к двери, а она вдруг тихо-тихо сказала:
– Димка, ты – единственный, кто у меня есть. Бога благодарю, что твоя мать меня, дуру, не послушала. Я так этому рада. Если не хочешь больше учиться – не учись. Мне вон пенсию государство платит. Как-нибудь вдвоём на неё проживём.
Её слова застали меня врасплох. Мне вдруг стало неловко, что орал на неё, что довёл до такого состояния. Да и жалко было её. Подошёл, ткнулся губами в сухую, холодную щёку, пробормотал:
– Ты прости меня, что я так… погорячился. Наговорил тебе сдуру всего. Конечно, я буду учиться. Завтра же в школу пойду. Обещаю.
Каким бы «героем» ты себя ни считал, новая школа – это в любом случае повод для волнения. И это нисколько не оправдание – я же не биоробот, в конце концов. К тому же нельзя сказать, чтобы я так уж нервничал, но безмятежности на душе всё-таки не было. С преогромным удовольствием вообще бы забил на учёбу, но куда потом идти, чем заниматься? А здесь хотя бы определённость есть. Да и бабке слово дал. Так что пришлось «надеть стальную каску» и отправиться в школу.
На первый урок опоздал. Привык, что бабка будит по утрам, а тут в связи с приступом её напичкали какими-то релаксантами, так что она и сама проспала, и меня поднять забыла. И, поскольку успел только к середине второго урока, пришлось заявиться тихо, по-скромному, без официального представления. Так даже лучше, потому что сто раз рисовал в воображении картину, как класснуха выводит меня, будто на сцену, перед всем классом и торжественно объявляет: «Такой-то, такой-то оттуда-то, оттуда-то, будет теперь учиться у нас. Прошу любить и жаловать». Идиотская ситуация – все тебя разглядывают, а ты стоишь, как дурак, честное слово. Так, по крайней мере, в бывшей школе проходила процедура знакомства с новенькими. Поэтому предпочёл без лишнего шума и официоза прошмыгнуть в новый класс, хотя однокласснички, по-моему, на миг оцепенели, когда я к ним ввалился. Ну а потом просто достали, как разглядывали меня. Особенно одна. Уставилась чуть не с открытым ртом. Так и подмывало ляпнуть ей что-нибудь в духе «Глаза сломаешь!» И вообще подумал, что зря я нервничал, нет, не нервничал – испытывал некоторое беспокойство. В общем, зря. Так как весь класс – типичные хомячки. Еще и инфантилизм зашкаливает. Буквально в каждом. Сидят, чёлочки зализанные, учителю в рот смотрят, в тетрадках старательно что-то записывают. И я должен ходить в этот детский сад? Тут, правда, я не совсем объективен. Им ведь и вправду лет по четырнадцать. А мне, считай, семнадцатый пошёл, но всё равно в моём прежнем классе иначе было. Такие пай-детки у нас точно не водились. И, главное, там зайдёшь и сразу видно, кто есть кто. В смысле весь набор характеров присутствовал: стервы и няшки, ботаны и тихони, адекватные и те, у кого башню сносило от малейшего волнения – в общем, всякие-разные. А здесь – ну все как один. Не класс – болото. Серое, унылое, однообразное болото. И девчонок интересных – ни одной. Таких, чтобы взглянул – и ах! И захотелось пообщаться.
Только две и запомнились. Одна – потому что таращилась. Вторая – видать, местная активистка и отличница. Хотя, по-моему – так, обычная выскочка с гонором. Мадам, которая учительница, пожелала выяснить, кто такой и зачем пришёл, но я и рта раскрыть не успел, как эта выскочка всё про меня доложила.
После звонка решил разведать, что здесь да как. Неужто во всей школе так тоскливо? Прошёлся по коридорам и почти отчаялся – настолько мне всё здесь не нравилось. Ей-богу, как в монастыре. Даже малышня не орала на перемене, не носилась, не устраивала возню. Или вот девчонки – у нас, в той школе, они были яркие, пёстрые, галдящие, одетые кто во что горазд. Некоторые – модно, другие – скромненько, но с фантазией, третьи – стрёмно или до смешного безвкусно, и всё равно это лучше, чем такая сплошная безликая серость, как здесь. И всё же… всё же… мне встретилась одна. Пусть в сером платье и ненакрашенная, но зато именно девушка. К тому же привлекательная, даже красивая. Хотя не скажу, что абсолютно в моём вкусе, что-то в ней было кукольное – белые кудряшки, голубые глазки, губки бантиком. Да, пожалуй, совсем не мой типаж. Однако тут она – явно королева. Разве мог я её пропустить?
– У вас что здесь, дресс-код такой или все в трауре?
Девушка обернулась. Посмотрела слегка изумлённо. Мелькнула полуулыбка – вот он, сигнал.