— Вообще-то, если сравнивать с людьми, то с крысами на удивление мало проблем, — заметил я. — Но довольно о крысах, поговорим лучше о жуках. Знаешь, наш мохнатый спутник рассказал о них довольно любопытные вещи. Я его спросил — как же они живут, если мирные уборщики могут в любой момент их, так сказать, убрать. И он ответил, что метаморфоза жуков очень легко предсказывается. Оказывается, как только на верхних уровнях начинают появляться слизни, значит, внизу они сильно размножились, и значит, в любой момент может начаться метаморфоза Уборщиков. То есть появление слизня на верхнем уровне — это сигнал чёрным уборщикам для начала метаморфозы в красные.
— Просто поразительно, — восхищённо сказала Драгана. — А я ведь удивлялась, почему ядовитые слизни, у которых нет естественных врагов, не сожрали в пещере всё подчистую. Оказывается, Сила тут построила стабильные экологические цепочки. Невероятно интересная пещера, тут материала на десятки монографий, если не на сотни. Здесь представлен практически любой вид разума — и сходный с человеческим индивидуальный крысиный, и групповой разум слизней, и роевой разум жуков. А эволюция разума через метаморфозу! И ведь мы только-только немного углубились. Поразительное место!
— Непонятно только, зачем Силе столько разных видов разумных существ.
— Она экспериментирует, что здесь непонятного, — пожала плечами Гана. — Ищет вариант, который наилучшим образом эволюционирует.
— Мне кажется, что коллективный разум — это тупик, — заметил я. — При отсутствии внутренней конкуренции у него отсутствует стимул к развитию.
— По всей видимости, Сила как раз и пытается решить эту проблему эволюцией через метаморфозу, — ответила Гана. — Неясно, правда, насколько успешно. Но вообще у коллективного разума кроме минусов есть и серьёзные плюсы. В целом он более перспективен, чем индивидуальный. Точнее, индивидуальный настолько малоперспективен, что выражаясь твоими словами, Кеннер, это тупик. Любой другой вид разума развивается не в пример быстрее индивидуального.
— Ну мы же как-то обходимся индивидуальным разумом, и вроде неплохо обходимся.
— А с чего ты взял, Кеннер, что у нас разум не коллективный?
— Да брось! — поморщился я. — Ты что, хочешь сказать, что мы являемся чем-то вроде тех жуков, и над нами есть какой-то глобальный разум популяции? Забавная теория, я бы даже сказал, эпатажная. Но это полная чушь, и я думаю, ты сама это понимаешь.
— Ну-ну, — усмехнулась Драгана. — Вот скажи мне — что ты знаешь о душе?
— Причём тут душа?
— Разум — это всего лишь одно из свойств души, — ответила Гана. — Невозможно говорить о разуме в отрыве от души. Так что ты можешь рассказать о душе?
— Ну, — замялся я, — практически ничего. Знаю только, как христиане это себе представляют.
Действительно, для того, кто видел мир душ своими глазами — или чем там я его видел, — я знаю о душе на удивление мало. В своё оправдание могу только сказать, что мне там было не до того, чтобы заниматься научными изысканиями. Да и был я, скажем так, немного не в себе, хотя звучит это, конечно, как плохой каламбур.
— А как же они это представляют? — спросила Драгана. — Я о христианских догматах знаю очень мало. Это ты ведь у нас христианский барон.
— Я тоже не богослов, знаешь ли, так что не жди от меня каких-то откровений, — отозвался я. — Насколько мне известно, христиане считают, что у каждого человека есть бессмертная душа, которая после смерти уходит либо в рай для вечного блаженства, либо в ад для вечных мук. В зависимости от того, как человек вёл себя при жизни — ну то есть, молился как положено, посты соблюдал, заповеди. В целом так, если кратко. Может, есть ещё какие-то детали, но я их не знаю.
— По-моему, вечное блаженство — это слишком щедрая награда за то, чтобы ежедневно тратить несколько минут на молитву и есть разрешённые продукты, как ты считаешь?
— Не берусь судить, — пожал я плечами. — Хотя лично для меня и награда, и наказание тоже выглядят несколько чрезмерными. Но христиане в это верят. Насколько я понимаю, Христос им именно это обещал.
— Да, боги всегда очень много обещают, — усмехнулась Гана. — Награды у них всегда грандиозны, а кары чудовищны. Но только после смерти.
Я улыбнулся и развёл руками. Каждый верит во что хочет, а я даже не пытаюсь разбираться в чужой вере. Я давно уже понял, что споры что о вере, что о политике неизменно кончаются плохо.
Гана помолчала задумавшись.
— Погоди, у них получается, что душа зарождается вместе с человеком, так? — наконец заговорила она. — Иначе душ либо не хватит, либо останутся непристроенные. А если каждый раз при рождении человека рождается новая душа, и после смерти она немедленно куда-то уходит, то возникает неясность с реинкарнацией.