Нижний уровень

Ехать было совсем недалеко, можно было бы пешком дотопать, если бы в ту сторону вела обычная улица, а не трасса с развязками. Запахло рыбой со стороны «меркадо де марискос», куда разгружались рыболовные суда, замелькали сперва обшарпанные, а затем реставрированные дома Старого города.

Он вообще красив, этот самый панамский Старый город, застроенный в том самом колониальном испанском стиле, знакомом нам по кино и книгам. Двух- или трехэтажные дома с террасами и балконами, церкви, украшенные лепниной, здесь же президентский дворец. Старый город, понятное дело, место паломничества всех туристов. Днем на набережных торгуют сувенирами, играет музыка, много баров и ресторанов. А заодно театры, музеи, президентский дворец — все как подобает. Но это южнее примерно 12-й Восточной. А уже к северу от нее картина меняется — там дома никто не реставрировал примерно с тех пор, как их выстроили. Соответственно, в большинстве из них жить можно лишь с трудом, но живут, и многие.

Граффити, развалины, вонь, множество наркоманов, преимущественно черное население, превратившее эту часть города в гетто. Полиция там гулять уже никому не рекомендует. Множество уличных банд и просто шпаны. Наркоманы, крикливо и нагло выпрашивающие на дозу. Разбитые тротуары, осыпавшаяся штукатурка, разруха. Но это там, к северу, пусть до него отсюда и рукой подать, всего несколько сот метров. А здесь уже по-другому.

Таксист, высадивший нас на самой набережной, на Плаза де Франсия — симпатичной маленькой площади с каким-то монументом посередине, значение которого я так и не удосужился выяснить, обрадовался чаевым, много раз повторил «грасиас, сеньор», оскалив в улыбке прокуренные желтые зубы.

Ресторан размещался в старом форте, точнее — в тюрьме, потому что три сотни лет форт использовался только в этом качестве. Тяжелая дверь из толстых досок, окованных железом, сводчатые потолки, старинные мушкеты на стенах. Простая мебель, белые скатерти на столах. Метрдотель заулыбался, провел нас к столику, услужливо отодвинул стулья и положил меню, заодно отказавшись принять заказ на напитки — не царское дело, это уже официант подойдет.

Кормили здесь всем морским, причем готовили очень вкусно, эдак во французском стиле. Поэтому мы просто попросили «ле плато дю мер» — огромный двухъярусный поднос, засыпанный колотым льдом с выложенными поверх него морепродуктами разных видов, и белое вино. Больше ничего и не нужно.

В углу, на меленькой сцене, играл гитарист. Щуплый, немолодой, темный, усатый, в потрепанной соломенной шляпе с загнутыми полями. Хорошо играл, просто на удивление хорошо. Зал был почти заполнен, люди говорили, звякали тарелки и приборы.

Я посмотрел на Роситу. Точно знаю, что она бы предпочла пойти потанцевать, в клуб, и желательно до утра, но со мной не пойдешь — я не танцую и возраст совсем не клубный. И до утра мне тяжело, опять же, возраст не тот и дел полно. Выбирался с ней пару раз на Кайе Уругвай — место, где полно танцевальных клубов, и там сидел в баре, нянча коктейль, пока Росита с подружкой отрывалась на танцполе. Забавно, что при этом отвергая поползновения всех кавалеров. Демонстративно.

Тяжело мне с ней. Она старается сделать так, чтобы все было легко, а не получается. Да, на нее смотрят, и не только потому, что она вся в белом и золотом, при всем желании не пропустишь — тут половина женщин так старается или мечтает одеться. А просто потому, что сам всегда с иронией смотрел на «папиков» с молодыми моделями. Видишь такого, гордого собой, и хочешь ему сказать: «Дурила, ты что, вправду кажешься себе таким неотразимым? Настолько, что молодая красивая девка не нашла больше никого, кроме тебя? Да нужен ты ей сто лет!»

А сейчас хочется сказать то же самое себе самому. Здесь много иностранцев европейского вида с молодыми колумбийками. Да, да, везде колумбийки. И для этих самых колумбиек такая компания тоже некий показатель успеха. Но все равно никто не сомневается в том, что видит: какой-нибудь обгоревший под местным солнцем до красноты англичанин, оставив на туманных британских берегах некрасивую жену с веснушчатыми детьми, дорвался до молодой и смуглой колумбийской плоти. И с Роситой я выгляжу именно так.

Или на самом деле плевать, как я выгляжу? Жить, как живется, и не заморачиваться?

Почему-то обратил внимание на ее руки. У большинства латиноамериканок с не слишком большой примесью индейской крови, даже если они растолстели, руки все равно хорошие, с тонкими запястьями, тонкими пальцами. А у Роситы вообще великолепные, пропорциональные, с длинными пальцами… и эти дикие акриловые ногти. Но красиво, наверное. В Картахене.