Низкий голос любви

– Дело в том, что отец не любит тайн. Или скорее, он интересуется только собственными тайнами. На его взгляд, чужие тайны – всегда ложь. Ну ладно, это осталось в прошлом. Прошлое тебя интересует? Меня нет. Мне достаточно настоящего.

– Но ведь той ночью, в машине, вы попросили меня рассказать вам о моей жизни.

– Да. О твоей жизни, а не о твоем прошлом. Любой другой напоил бы меня прошлым допьяна. А в твоей жизни ничего не прошло. Прошлое просто впиталось в твое бытие, правда? Вот это мне и понравилось.

Он помолчал, в память обо всех годах, о которых не сказал ни слова. Когда настало время прервать паузу, ее настроение уже изменилось.

– Я хочу принять ванну. Ты не против? Главное, оставайся на проводе. Он такой тонкий, но порваться не может.

Он слышит, как она переходит в ванную комнату, пространство вокруг ее голоса становится более тесным. Он догадывается о плеске воды, капельках, катящихся по ее коже. Немного же ей надо было снять. И вот она обнажена, а он нет, и вот она в воде, они уже в разных стихиях, они больше не равны. Они никогда не будут равны.

– Тебе нравится принимать ванну?

Он не отвечает.

– А я могла бы жить в воде. В горячей ванне я как бы испаряюсь, становлюсь легкой. Но самый сильный страх я пережила в море. Я плыла на глубине десять метров. И вдруг темнота – передо мной встала черная стена. Пароход.

– Пароход!

– Да. Я сразу представила себе, как меня затянет под винты. А под водой невозможно закричать от страха. Секундой позже я прошла эту стену насквозь. Пароход превратился в облако, облако рассеялось, и море снова стало прозрачным. Вокруг меня рассеялся косяк рыб. Я люблю бояться. Когда боишься, не скучаешь. Ты не хочешь есть?

– Нет, я не голоден, но я люблю готовить. У меня есть несколько рецептов, но самый любимый – это лосось в пергаменте, приготовленный в посудомоечной машине.

– В посудомоечной машине? – воскликнула она.

– Чтобы приготовить килограммовый кусок, надо поставить программу на тридцать минут. Пар такой равномерный, что получается самая мягкая, тающая на языке рыба, которую только можно себе представить. Так лучше всего сохраняется сочный вкус.

– Подумать только! Сочный вкус… А меня научил готовить перс. Овечий сыр с тмином, самусса из голубя, даловый суп.

– Даловый суп?

– Да, суп из красной чечевицы с восточных базаров. Скажи, что тебя интересует в женщине, кроме ее ног и возможности для нее готовить?

– Ее голос!

– Да, доктор. Эту деталь трудно забыть.

– Мне нравится слушать голос.

– Неплохо. Обычно господа мужчины предпочитают слушать свой собственный голос. А еще?

– Одевать.

– Одевать больше нравится, чем раздевать?

– Я не это имел в виду, но… да. И натирать маслом или кремом ее кожу, умащивать ее благовониями, прежде чем одеть.

– Секундочку. У меня входящий звонок.

Подождите, абонент вернется к разговору через несколько секунд.

Артур смотрит на часы. На экране электронного будильника он читает ноль, потом три, два и семь. Часы ночи – те, которые начинаются после ноля часов и сохраняют этот ноль до десяти утра. Этот ноль – не пустота, он полон, как яйцо. Внутри этого яйца времени они обмениваются подпольными фразами, предаются ночной контрабанде слов. Артур знает – рано или поздно волшебное зелье их голосов подействует на их плоть, и оба они, глубоководные создания, выплывут на поверхность. Да, но она попросила подождать. Как тяжело ожидание. Неужели она также мастер испытаний?

Подождите, абонент вернется к разговору через несколько секунд.

– Вот и я. Звонила мама. У нее сейчас любовник, которому нравится ее мучить, но по-моему, она сама не прочь пострадать, во всяком случае, любит жаловаться. Ну же! Мужайся! Сейчас выйду из ванны, и я твоя.

Она отошла от телефона. Он слышит в трубке шумы, журчанье душа, тонкий звон стеклянных, флаконов. Артур решил ждать молча, чтобы ничего не испортить. Шумов больше не слышно. Он растянулся на софе, он рассматривает свои ноги, массирует их, прекращает это слишком ласкающее движение, подтягивает колени к подбородку, сворачиваясь, глубоко вздыхает несколько раз, все так же прижимая трубку к шее. Ему становится трудно дышать.

– Ты запыхался. Бежал?

Он резко выпрямляется, телефон сваливается ему на грудь, он подбирает трубку, пока она не скатилась на пол, прижимает ее к уху. Клер рядом.

– Да, за вами. Вам не холодно после ванны?

– Мне никогда не бывает холодно.

– А я всегда мерзну. Странно. Обычно это женщины бывают зябкими.

– А не мужчины. Вот видишь, между нами все наоборот. Может быть, из наших двух миров наизнанку получится один мир налицо. Ты ведь не повесишь трубку?