Низкий голос любви

– Вы интересуетесь сумо? Это первый день аки-басё, сентябрьского турнира, прямая трансляция из Токио. Потрясающе. Вы никогда тут не были? Здесь подают лапшу и зеленый чай, днем и ночью. Здесь только мужчины. Я единственная женщина. Им это все равно. А мне нравится.

Клер отвернулась от сумоистов.

– Благодаря вашему компасу я не потерялась. Почему вы не сядете? Вы торопитесь?

Он садится.

– На Александрийском рынке я видела, как ребенок играл со спрутом. Я много чего купила. Даже некоторые одушевленные предметы.

– Одушевленные?

На экране бой закончился, и объявили о следующем. На ковер, где только что наскакивали друг на друга сумоисты, поднялись двое служителей и стали подметать, с раскрытыми веерами в руках. Двое борцов вышли на ковер. Тренер протянул им кубок, закрепленный на длинном жезле. Выпив, каждый чемпион хлопнул себя по бедрам.

– Вот. Держите. Это в знак благодарности, – она кладет на стол плоского раскрашенного картонного паяца с черной бородой, в сандалиях, широких шальварах и жилете. – Он – это вы.

Он поднял паяца за ногу, покачал его головой вниз и положил обратно. Кукла легла на стол с тихим сухим стуком, как коробок спичек Янус скалится и мяукает в клетке. Между прутьев высовывается лапа, как будто кот пытается поймать муху.

– Я? А кто это?

– Это паяц – Карагез. Врун и болтун, богатый на байки, шалопай и бабник. Он поколачивает свою жену, но шайтан запирает его в сундук.

– Кто такой шайтан?

– Арабский сатана. Однажды ночью, когда шайтан заснул, Бог насыпал ему в уши земли. Сатана оглох, и Карагезу удалось удрать. Говорят, он до сих пор в бегах.

– И это все я? Я не бью свою жену, да у меня ее и нет.

– Но вы врун и болтун, богатый на байки, кого угодно способный уговорить и обольстить.

Артур от изумления залился смехом.

– А еще, наверно, за мной гонится демоница… – добавил он.

Клетка Януса задрожала на лакированном столе. Клер открыла ее, достала зверька с прижатыми ушами, встопорщенными усами, ошеломленным видом и положила к себе на колени. Вертикальная, сексуальная щель его зрачков осталась направленной на Летуаля. Клер кинула взгляд на японских борцов. Она повторила, сидя к нему в профиль, с загадочной улыбкой, показавшей острые клычки:

– За вами гонится дьяволица?

На экране – редчайшее зрелище – ни один из сумоистов не разжал хватки. Оба соперника вместе выкатились с белого ковра за пределы соломенной циновки борцов.

* * *

Освобожденный от обязательств по уходу за котом, Летуаль отправился на вернисаж в часовне при больнице Святой Анны. Фотограф из Солт-Лейк-Сити представлял серию черно-белых снимков под названием «Соль земли». На стене зала печатными буквами выведена фраза в тридцать метров длиной: «Однажды утром я открыл глаза и над головой вместо крыши увидел небо цвета соли». Снимки взрытых дорог, автомобилей, застрявших между сдвинутыми пластами асфальта, – все покрыто кристаллами. Из Соленого Озера – уточняет надпись на карточке.

Артур проталкивается сквозь толпу зрителей. Он находит место, в котором не слышно звона бокалов и болтовни. Там несколько больных прогуливаются вокруг компактного корпуса приглашенных, касаясь рукой плеча, спины, локтя, словно на ощупь отыскивая дорогу вдоль стены. Один из них зажигает сигарету, жадно подносит ее к губам пожелтевшими большим и указательным пальцами. Затягивается. Тлеющий огонек поглощает сигарету до фильтра. Курильщик изрыгает клуб дыма. Облако рассеивается, и Артур замечает вдали Клер. Она в белом платье с глубоким вырезом на спине. Это она – и не она. Это существо («женщина» – это слово, которое было Клер точно по мерке, вдруг кажется ему слишком узким для этого создания) весит столько же, сколько воздух, окружающий его, и не более. Толпа преобразуется. Все эти обличья, все движения подчиняются единой геометрии. Незаметно для всех, кроме Артура Летуаля, пространство зала затягивается световыми волокнами, и Клер оказывается в центре их. Летуаль чувствует себя вибрирующим силой, одновременно дрожащей и мощной. Вдруг она разбивает всю архитектуру, резко поворачивается, уходит, и под этими удаляющимися шагами Артура земля содрогается. Он идет за ней, он выходит. Она исчезла. Над его головой стальные колеса метро грохочут по аркам железного моста.

Глава 3