Низость

Через минуту.

Я ухожу.

Я просыпаюсь. Где нахожусь, не знаю. Непостижимо темно. Громкая музыка просачивается через потолок, водоворот ударных и басов. Без голоса. Без мелодии. Лишь оголенный звук рвется вверх-вниз по гамме, отрицая всю тональную логику. В пизде у меня влажно и неуютно. Постепенно до меня начинает доходить, что она лежит рядом со мной. Сабрина.

Ночь вспышкой мелькает передо мной. Покахонтас. Лайам. Дедушка на автобусной остановке. Эта.

Она накинула на нас одеяло, которое пахнет кошками и мужскими телами. Она лежит на спине, отвернув от меня лицо, мягко всхлипывает, заблудившись в каком-то далеком сне.

Смятение и страх рассеиваются, похоть, пробуждаясь, наливается. Моя рука ползет по ее телу, обнаруживая его наготу. Я дотягиваюсь до пизды. Она течет. Я окунаю в нее палец, и мокрым его кончиком потираю ей клитор. Она чуть шевелится и издает слабый стон. Я массирую сильнее, и она инстинктивно раздвигает ноги. Это неправильно. Осторожно я запускаю внутрь два пальца. У нее густой и затхлый сок. Мои пальца замирают внутри, другой рукой я мастурбирую. Кончаю сильно и яростно, это вырывает ее из дремоты. Она сердито вздыхает и отворачивается, высвобождаясь от моих пальцев. Я тоже что-то бурчу и проваливаюсь в никуда на своей подушке.

Когда я очухиваюсь, уже утро — подлое и постепенное осознание, окопавшееся у меня в голове. Слепящие нити света бьют сквозь дыру в занавесках, отбрасывая меня обратно на покрывало. Вокруг воняет. Я воняю так, что пиздец. Снаружи город до сих пор продолжает мало-помалу дремать. На улицах нет ни движения, ни шума. Болит горло, и я чувствую враждебность по отношению к лежащему рядом. Телу. От его мускусного запашка мне резко делается дурно. Я откидываю покрывало и бросаю в ее сторону косой взгляд. Волосы у нее прилипли ко лбу, косметика смазалась на подушку. Она на десять лет старше, чем показалась мне вчера. Свет из-за занавесок обращает мое внимание на заживающий герпес на ее обкусанной нижней губе. Я отшатываюсь — какого хуя я страдала по этому вчера ночью? Я осторожно соскальзываю с кровати и пробираюсь в ванную. Вот что, должно быть, испытывают женатые мужчины, когда просыпаются после пьяного знакомства на одну ночь с какой-нибудь шлюшкой — эту гремучую смесь из ужаса, вины и отвращения. Мои джинсы от радиатора стали жесткими как картон. Набрасываю куртку, которую нахожу под ними, она вся выцвела, но зато теплая и сухая. В кроссовках хлюпает, а джемпер и джинсовка воняют мокрой псиной. Я жадно глотаю апельсиновый сок из растерзанной картонной упаковки, обливая себе подбородок. Замечаю пачку «Эл-энд-Би» среди кипы счетов в вазе для фруктов и беру ее себе.

На улице от света у меня начинает раскалываться мозг, отдаваясь в глазах. Сейчас время прекрасного ничто между рассветом и восходом, когда и вчера, и завтра наделены равной властью.

Вчерашний день — отстой.

Я выбросила недельные карманные деньги на опыт, оставивший мне чувство растраченности и нелюбимости. Я отшила Билли и выказала себя дурой. У меня два недописанных эссе, сдать которые нужно было два дня назад, и я не озаботилась позвонить папе, предупредить, что не ночую дома. Сую руку в карман, оказывается, у меня вполне хватает на такси, но вместо этого я решаю прогуляться пешком, чтобы вчерашний день полностью выветрился у меня из организма.

Принцесс-авеню в это время года ошеломляет. Листья начинают высыхать и опадать, а осенний воздух обостряет и очищает все вокруг. Изо рта у меня идет пар, и я вынуждена дуть на руки, чтобы они не ныли. Я бреду по усаженной травой разделительной полосе автострады, каковую вскоре усеют немолодые господа с Ямайки, погруженные в безмятежные размышления, и у всех у них будут поблескивающие глазки, а под седыми серебристыми бородами — благостные улыбки. Эта образ настраивает меня на волну ностальгии, и я неожиданно снова вспоминаю, что именно мне так дорого в Токстифе. Для него не существует закона. Какие бы проекты и нововведения ни навязывали Л8, его граждане не обратят на них внимания и продолжат заниматься своими делами. Они жесткие, эти люди, что живут здесь — это несомненно. Джеми, Билли, Син, Лайам — даже мистер и миссис Кили; все они несут в себе дух своего района, и все они принадлежат к числу самых лучших людей, кого я знаю. Даже у ебучего Сина харизмы больше, чем у десяти Джеко.

Я ловлю себя на том, что спрашиваю себя, чем была прошлая ночь для нее. Сабрина! Уж скорее Мэнди или Мишель. Мне жаль ее. Мне стыдно за ту часть себя, что поставила ногу ей на голову, пока она извивается, пытаясь вдохнуть воздуха. Редкая для меня слезинка капает из глаза и холодит мне щеку.