Низость

Короче, в то утро мы несколько часов просидели молча и таращились на море, а ветер бешено дует оттуда и прямо нам в рожу, со всей силы. А мы все сидели и сидели, все смотрели, как получается буря, зуб на зуб не попадает, прямо пиздец, а мы на пару пялим глаза, реально обалдевшие, когда гроза все-таки разразилась, и молния сверканула тогда в необъятном черном небе над Мерси. Меня бы легко могло смыть или расшибить, тока в то утро мне наплевать на это было. Счастливый был ниибацца. Тот момент с ней вместе — вроде пика на приходе. Прозрачный и неподвижный, и я понимал, что он больше не повторится. И когда тогда вечером я лег спать, мы погрузились в такой приятный теплый обморок — вроде в детстве бывает, когда ночь удлиняется, а ты помнишь, что впереди будет чего-нибудь классное, типа Гая Фокса, или Хэллоуина, или Рождества. А для меня этим чем-то классным была Милли. Она нас на куски разорвет, если только вообще к ней сегодня вечером попаду.

Милли

Он опаздывает просто жопа. Джеми всегда опаздывает, когда едет от нее. Она снимает трусы, едва он заходит в дверь, ибо убеждена, что ежели ее мужик расстанется с ней сексуально удовлетворенным, то он сумеет устоять перед лицом искушения. Мило, но невероятно наивно. Не важно, насколько довольная морда у твоего парня, когда он выходит за дверь — свежая попка есть свежая попка, в конце-то концов. А у нее до сих пор такая мерзотная паранойя по поводу Джеми и меня, точнее Джеймса, как она его зовет, нашей дружбы мужчины и девушки. Вот этого я никак не понимаю, хотя мы с ним плотно дружили четыре с половиной года до того, как она вылезла на сцену и принялась засекать время, которое мы провели вместе. Раньше, когда у Джеми были девушки, мы с ним всегда были как привязанные. Мы непробиваемые оба, я и он. Нас ничем не возьмешь, а причина этому (если бы она только раскрыла глаза и увидела) в том, что нас не тянет друг к другу сексуально. Ей бы радоваться, этой дуре загорелой, нет же, она пытается это дело сломать. Господи Иисусе! Слишком скоро у нас обоих начнутся симптомы синдрома отнятия, если мы позволим дню завершить день, так и не пообщавшись. Теперь дни растягиваются в недели. А то и месяцы. Эта хитрожопая крыса умудрилась развести нас в этом году на целый июнь. Уволокла его в некий двухзвездочный солнечный скауз-парадиз[3] в Марбелье и вытянула из него все накопления.

У Джеми его эмоции нарисованы на лице, как грим у клоуна, и я в курсе, что он от этих каникул в таком же восторге, в каком была бы я, если б мне пришлось сдрочить папе. Даже перспектива секса по первому желанию была хилой компенсацией, и мне очень жаль, но эту бабу никоим образом не обвинишь в чрезмерной постельной изобретательности. Я стопроцентно знаю, что она не берет в рот, ё-мое, неужели она забыла свое правило, когда напоролась на его заначку!

А наткнуться на заначку Джеми не так-то просто. Она запрятана между автокаталогами и старыми телефонными справочниками в сарае со всяким барахлом во дворе, так что ей, видимо, пришлось устроить археологические раскопки, от каковых она делается еще более ушлой и в той же степени фригидной. И из-за этой эгоистичной стервы ему пришлось отменить наше ежегодное паломничество в Амстердам. Сказал, что ему это невозможно по финансовым соображениям, но зуб даю, что это она губки надула. В ее монолитной внешности присутствует нечто мрачное и угрожающее по отношению к дружбе мужчин и женщин. Очевидно, мы испытываем друг к другу «латентное» желание. Латентное! Он же даже не представляет, что значит это слово. Вычитала его в «Космо» или «Рики-Лейк», психованная стервоза. И меня реально бесит, как он разговаривает о ее модельных делах. Непременно ввернет об этом. Можно подумать, будто потоптаться на подиуме на паре-тройке тухлых местечковых показах мод способно каким-то образом оправдать то, что она делает себе денежку из ничего.