– Ты видишь лишь тьму… Разве можно так глядеть на мир?
Хмыкнув, я осторожно достал из разгрузки стальную трубку, отвинтил колпачок и вытряхнул в рот серую таблетку. Поместив ее под язык, ощутив первую горечь, сглотнул напитанную химией слюну и произнес:
– Тут нет света и нет тьмы, старик. Тут нет драконов. Нет рыцарей. Все как всегда. Есть те, кого полностью устраивает текущая сытая житуха. И они не хотят ничего менять. Вот и все.
– Нетерпимые – защитники наши. Они добрые люди. И только вынужденно они…
– Да-да. Только вынужденно они режут молодым бабам глотки, а затем скармливают их насекомым.
– Да!
– А чем их жизнь лучше, чем жизнь обычной крестьянской бабы из внешнего мира?
– Э…
– Вот видишь. – улыбнулся я. – Ответа не найти.
– Это вынужденно! Измененных надо кормить! Они ведь тоже были людьми!
– Сколько людей жрет за раз ода такая тварь? Пятерых? А может, сразу десяток? Двадцать? Тридцать? Это что ж, нахер, за размен такой? Жизнь одного измененного бедолаги не может стоить тридцать чужих жизней! А если так хочешь накормить богомола – сам прыгай к нему в пасть! Ты мне вот что расскажи, старик… куда деваете трупы мирно умерших? Скармливаете?
Молчаливый кивок заставил меня рассмеяться и задать следующий вопрос:
– А трупы Непримиримых?
– Тоже!
– Тоже в пасть насекомым?
– Да!
– И даже тела высших офицеров?
– Ну как же… так нельзя. Их хоронят с почестями.
– Ну да. Офицерскую жопу жрать нельзя. – проворчал я. – Если бы я хотел пройти к пещерам Мрака… куда бы повернул, знай я дорогу? Туда?
– Верно. А откуда ты…
– Догадка. – ответил я и круто свернул, не дойдя до городской стены пятьсот метров и перейдя на боковую дорожку. Отряд последовал за мной, и мы двинулись параллельно стене. На высыпавших из ворот и на стену жителей я внимания не обращал.
– А как же ужин?
– Ты не слышал меня, старик? Задумайся, что будет, если два отряда схлестнутся в мирном городе. Хочешь еще больше крови?
– Да как же ты не поймешь, герой Оди! Непримиримые не такие! Они доблестные! Они хорошие!
– Ну да. – кивнул я. – Ну да…
Глава пятая
Стариков Терпимых я оставил у изгиба городской стены, на перекрестке сразу пяти аккуратных дорожек. Оставив пьяненьких и ударившихся в слезы дедов под небольшим деревцем – я двинулся прочь. Прошел шагов пятнадцать, когда меня остановил дрожащий и переполненный эмоциями крик:
– Помни, герой Оди – мы тут не при делах! Терпимые кровь не проливали! Человечину не жрали!
Остановившись, я обернулся и, глянув на все еще на что-то надеющихся старперов, горько усмехнулся:
– Ну да… вы не убивали. Но заказы тем, кто шел убивать, сделать не забыли, да? Саженцев там, мол, плодовых не забудьте накопать в садах убитых и порабощенных. Картофана там же накопайте и грузите в те же мешки, куда напихали рубленную человечину. Нет. Вы еще как при делах. И жалости от меня не ждите. Я не сжег дотла ваш сраный городок Приветливый лишь по одной причине – мне пока не до вас. Но передайте всем – мы скоро вернемся. И вот тогда я убью каждого второго.
– Нас здесь заперли! Как еще выживать?! Попробуй прожить целую жизнь вечно недоедая!
– Вас здесь заперла система и Первый Высший вроде как… причем здесь мирные жители? Они про вас даже не слышали. Все! Просто ждите. И мы придем.
Больше слов с их стороны не последовало. Да и скажи они что-нибудь еще – я бы уже не слушал. Этот источник информации истощился. Можно и нужно двигаться дальше.
– Так мы вернемся сюда, лид? – в голосе бойца звучало лишь любопытство.
– Посмотрим. – ответил я. – Посмотрим… Кевин!
Выдвинувшись из-за моей спины, внешне безразличный и бесстрастный рыцарь в замененном шлеме с зеркальным забралом, поравнялся и молча зашагал, ожидая моих слов.
– Забрало подними.
Щелкнув, забрало зафиксировалось в поднятом положении, на меня уставились памятные страшные глаза, что могли помочь любому страдающему запором. Даже если анус безвольно не раздвинется, перепуганное говно само пробьет себе новый путь наружу – лишь бы упасть в дорожную пыль и уползти…
Мельком глянув на это не совсем человеческое лицо, я задумчиво спросил:
– Кто же ты или что же ты все-таки такое, а?
Ответа не последовало, и я продолжил, спросив напрямую:
– Насколько сильно я тебя уже раздражаю?
Исполосованное темными венами бледное лицо отвернулось, рыцарь с безразличием смотрел на ухоженные поля.