У медблока пришлось ткнуть орка пару раз, чтобы он разжал наконец пальцы и отдал ящик. Я сам опустил мертвое тело на дырчатое металлическое ложе, отодвинув тряпку, заглянул в оплывшее, но все еще красивое лицо. И вышел. Перехватив Йорку, забрал у нее ящик с глазами, вытащил банки с глазами и поместил ящик так, чтобы сделанную на нем пометку было невозможно пропустить.
– Что ты делаешь? – спросила любопытная напарница, когда мы выходили.
– Подрываю кредит доверия – ответил я коротко.
– А? Поясни.
– Нет. Подумай сама – улыбнулся я – Ну что? Двинули? Время обеда, выжидания и громких обещаний.
Баланс: 860.
Мы выбрали угловой столик, бесцеремонно согнав с него пяток городских ленивцев. Те попытались возразить, но все еще молчащий и крайне задумчиво Рэк молча врезал самому говорливому в ухо. Тот, взвыв от прострелившей голову дикой боли, скрючился и позволил приятелям уволочь себя прочь из центра Гнойки.
Усевшись, мы выгрузили на стол недавние приобретения. Пищевые брикеты, изотоники, вода, белковые батончики, витамины. И принялись жрать, не обращая внимания на витающий в воздухе запах жареного мяса. Он может и подстегивал аппетит, но не вызывал ни малейшего желания отведать жаркого – после увиденных отрезанных женских грудей и отсеченной ягодицы, я не положу в рот ни кусочка приготовленного в Дренажтауне мяса.
Но терзающий меня голод просто поразителен – такое ощущение, что я не ел как минимум пару дней. Пустой желудок жил своей жизнью, набрасываясь на внутренние органы подобно озверевшей от голода собаке. Вот прямо сейчас мой желудок пытался сгрызть почку и надкусить селезенку. Я поторопился забросить в рот два пищевых кубика и, торопливо разжевав, проглотил. Залил полулитром воды – жажда! Она сильнее голода. Если взять в расчет мои физиологические отходы, то они окажутся неподобающе малы для взрослого мужика. Я ходил в туалет не больше трех-четырех раз в день, выпивая при этом четыре-пять литров воды и компота. Соседи по столику от меня не отставали, с хрустом разгрызая брикеты и таблетки, с хлюпаньем заливая в глотки воду. Чуть пришедший в себя орк довольно порыкивал, но нет-нет да касался пустой глазницы.
Первой насытилась Йорка. И тут же взялась за расспросы:
– Так чего выжидаем?
– Кого – поправил я, осматривая столики и с удовлетворением видя, что количество обращенных на нас взглядом растет.
Сначала Окраина. И теперь и Дренажтаун – наша известность растет.
Сейчас по центру Гнойки ураганом гуляют последние громкие новости – окраинная группа завалила шестьдесят третьего и сдала его труп системе. Гоблин Оди лично протер заляпанный кровью материнский глаз. А еще гоблин Оди, лидер-деревенщина, тупой неосторожный придурок, буквально минут пять-десять назад громко заявил и несколько раз повторил свою угрозу отыскать и лично прикончить гребанного ублюдка Понта Сердцееда, людоеда и мясника, главаря ужасной Зловонки.
Только что я уловил об этом шепоток – новость докатилась до соседнего столика.
И о как смешно… и как противно…
Там сидело четверо крепких парня и одна не менее крепкая девушка. Минуту назад они достаточно громко обсуждали наше грубое поведение и, судя по их же словам, собирались доесть и допить, после чего встать и научить деревенских выскочек нормам вежливого поведения. Но вот к ним подскочил тощий однорукий орк, выпросил половину пищевого брикета в обмен на новости и, позыркивая пугливо в нашу сторону, все им рассказал, после чего побежал дальше. Пятерка за соседним столиком тут же сникла, зашепталась, а затем, повторив эту новость самим себе и покачав головами, они потихоньку встали и беззвучно испарились.
Не только они – опустело еще два соседних столика. Теперь от основной массы посетителей нас отделяла полоса отчуждения шириной в три метра. Ожидаемо.
– И кого выжидаем? – надавила Йорка.
– Тех, кому не все равно – охотно ответил я – Тех, кому не плевать на Дренажтаун, тех, кто ведет здесь сытую и спокойную жизнь, имеет немалую власть и хочет только одного – чтобы эта спокойная и сытая жизнь продолжалась как можно дольше.
– И в Дерьмотауне найдутся такие? – недоверчиво спросил слепой зомби.
– Есть – уверенно ответил я – Зловонка у многих бельмом на глазу. Система на может не давить, не может не требовать прояснить ситуацию – ведь до нее доходят слухи про исчезновение гоблинов, про торговлю человечиной. Помимо системы есть другие недовольные в городе – у кого-то пропал друг, у кого-то возлюбленная. Зловонка давит на всех и каждого. Никто не может чувствовать себя в безопасности, зная, что однажды вечерком может получить по затылку дубиной, а очнется уже в стальной клетке и поймет, что рот полон крови, а язык исчез, что ему отхерачили ноги и руки, а культи перетянули проволокой, что к его глазу медленно приближается стальное жало шила и это означает многое – слепоту и необратимое тупое безразличие ко всему. Ты превратишься в поросенка. И однажды твою ягодицу подадут какому-нибудь богатею – а может и вместе с тушеными на медленном огне яйцами.
– Фу – Баск поежился – Брр-р…