Низший 8

– Да пошел ты – мирно ответил орк и уселся рядом со мной – Но если вскинешь свой дробовик или хер седой – прострелю башку.

– А целиться умеешь?

– По старперу не промажу.

– Ну ты герой прямо.

– А так и есть. Герой – осклабился Рэк и повернул харю ко мне – Там че-то задвигалось в самом конце.

– Ссорятся – ответил я.

– Срутся! – добавил Вефнор – Почему не хотите ударить им в спины?

– Тебе че надо, дедушка? – поинтересовался я – Зачем меня спрашивал?

– Просто харю твою увидеть хотел. И вот сподобился. Спасибо.

– Рад исполнить желание. Хочешь научу тебя летать?

– Из окна и сам спрыгнуть могу. Выпьешь?

– Не.

– А я выпью. Перед смертью – закряхтев, старик опустил седалище на стальную спину одного из своих дохлых учеников – Побеседую с достойными людьми.

– Тут нет людей, гном. Тут гоблины и гниды. В этом мире вообще нет людей.

– Вот и тема нашлась.

– Не – покачал я головой – Давай без этого. Тема интересная, не спорю. Но ты ведь о другом поговорить хотел?

– Мозги еще целы?

– Ты о чем?

– Мы дуреем, парень. Ты не замечаешь? Весь этот мир провалился в клоаку именно поэтому – мы дуреем! Нам сука конец! Порочный круг, порочная гнойная жопа. А кто виноват? Она! Мать!

– Вот это неожиданно – признался я и, наведя винтовку на старика, нажал на спуск.

Звук выстрела был удивительно негромким. Так… не больше, чем кашляющий хлопок. В боку стального панциря трупа, что служил сиденьем старику, образовалась неплохая дыра – можно просунуть указательный палец. Через пару секунд из глубокой раны повалил едкий дымок.

– Дерьмо тебе в уши, пацан! – сморщился недовольно старик и глянул на призма – Эй, урод. Я жопу приподниму, а ты мне скамью поменяй.

– Конечно, дедушка. А через коридор тебе перейти не помочь? Чтобы сразу в окно – и харей в газон или в тухлые кишки.

– Подобрал ты парней. И эта сука вон как зыркает.

– Я тебе лицо срежу, пердун старый! – ответила рыжая, доставая флягу с водой.

– Поменяй старику скамью – кивнул я призму, и богомол пришел в движение, пинком отшвырнув дымящийся труп и тут же подтащив другой. Дедушка снова уселся, пожевал губами и кивнул:

– А вообще да – научите меня летать. Минуток через пять переведите меня убогого через коридор – и в окно. Оттуда не видно океан?

– Не.

– А йодом и водорослями не пахнет? Чем пахнет это место?

– Цветы, хвоя, буки, вонь старперов и померших надежд.

– Ну уже отлично! Хоть что-то новое!

– Вонь старперов?

– Буки!

– Почему мы дуреем, старик?

– Они стирают нам память, гоблин Оди.

– И что?

– Если всего раз – как у большинства – то ничего. Но я долго живу на свете. И лично знал и знаю тех, кому память стирали уже несколько раз. И знаешь что? Эти бедолаги превращаются в ублюдков! Им вместе с воспоминаниями стирают и границы дозволенного! Они убивают с той же легкостью, с какой я открываю банку пива! Им становится на все плевать! А на их лицах поселяются вечные мрачность, злость, агрессивность, нежелание и неумение долго кого-то слушать. Я знаю! Вон тот громила что сидит рядом с тобой – сколько раз его ментально кастрировали? Судя по тупой недовольной харе – раза три уже?

– Ты бредишь, старик – поморщился я.

– Мальчишка! Что ты знаешь об этом мире!

– Этот мир губят не агрессивные низшие, старик. Этот мир губят улыбающиеся высшие. И ты знаешь это.

– И эти тоже. Со всех сторон сжимают! Ладно я – свое уже пожил. Надоело! Хочу умереть! Давно бы руки на себя наложил, но… вдруг там за это спросят?

– Где там?

– Не прикидывайся тупее чем ты есть, мальчишка!

– Ну-ну… ты прямо озадачил меня, старик.

Достав из набедренной сумки стальную флягу, старик со скрипом отвинтил крышку, сделал несколько больших глотков. В коридоре пронесся запах крепкого спиртного, шумно сглотнул Рэк и в него тут же ткнулся палец стальной перчатки:

– Неуемно жадный до выпивки! Дай угадаю – и до баб тоже жаден! По лицу вижу – стирали тебе память уже не раз. А вместе с ней стерли и порядочность.

Рэк угрюмо молчал. Молчали все. Далеко от нас, в том же коридоре, у самой лестницы на четвертый этаж, звучали злые голоса наполовину втянувшегося на лестницу вражеского отряда. Они продолжали ссориться и продолжали стоять на месте.

– О чем думаешь, гоблин Оди? – снова заговорил старик, держа поблескивающую флягу на колене.

– О синем свете – насколько он дорог главному среди зомбаков?

– Я не понял ни слова. Что такое синий свет?

– Комната. Там над нами. Может в нескольких метрах от нас, если по прямой – я поднял лицо к железобетонным перекрытиям потолка – А в комнате синий свет.

– И почему он дорог главному среди зомбаков?

– Может и не дорог. Может дорог. Может взорвет, а может нет. А если к сути – взорвется ли вскоре весь второй больничный корпус, похоронив нас под обломками или же не взорвется?

– Дерьмо! – заметил Хван, закрутив башкой и защелкав жвалами – Вот так погибать неохота. Сколько у тварей взрывчатки?

– Этого не узнать – ответил я и сменил тему – Старик… сидя вот тут, на обезображенных трупах своих учеников и слыша, как бездарно грызутся в темном углу еще живые соратники… сидя тут и понимая, что пришел сюда умирать… о чем ты думаешь?