Низший

– Все! Все! Уяснил я! Уяснил! Да откуда ты такой жесткий то выпал, потрох ты сучий? Это не вопрос! Так к слову… а касательно эшафота – меж тех стекло преступника голого зажимают. Ну или голую. Коли сиськи есть – смешно глядеть как они к стеклу приплющиваются. С мужиками… ну бабам нравится. Да всем нравится – наглядно ведь все. Как руки-ноги рубят, как лотерея крутится, как после укола орущего от боли готовенького призма в эшафот утягивают перед выбросом.

– Перед выбросом?

– Так ведь выпускают же их. Приговор свершился. Был человеком – стал призмом. Его и выбрасывают где в окрестностях. Там и живет в дебрях. Вернее выживает, всякой падалью питаясь и от охотников за наживкой спасаясь.

– За наживкой? Для рыбалки, верно?

Похоже, мои предположения оправдались.

– Ну да. Рыбалка на живца. Здешняя белуга – рыба царская, капризная. На другого живца не клюнет. А на призмов – бросается! Вот только призм живым быть должон. Падаль не хватает.

– Угу… А за что в призма обращают?

– Дак мало ли людишки на чем попадаются? Убил, снасильничал, украл.

– Расследуют? В городе есть служба расследования?

– Да кто их знает? При Кормчем кто кормится из людишек верных – те и расследуют небось. Говорю тебе – мы не оседлые. Бродячие. В чужие дела не лезем, подножным кормимся. Охотимся, рыбачим.

– На кого охотитесь?

– Свинки полосатые тут живут, котяры камышовые встречаются, птица всякая нелетная, ближе к горам волки встречаются.

– Ближе к горам? К тем? – я указал на скалистую гряду, что тянулась от далекой стены до самого берега, но там не кончалась, а бежала дальше, поднимаясь вверх по склонам и уходя в неизвестность.

– Они самые. У гор другая живность держится. Но и тварей там встречается немало потому мы туда не суемся.

– Что за твари?

– Так призмы. Те, кто охотников во младенчестве избежал и сам охотником стал. Такие уроды попадаются… К ним в лапы лучше не попадаться.

– Кто такой Кормчий?

– Голова у меня заболела от вопросов твоих, незнакомец. Отпусти ты нас…

– Кто такой Кормчий?

– Главный в Светлом Плесе. Закон. Незнакомец… все что знал рассказал…

– Какие ягоды есть можно? Что тут съедобно, а что нет?

– Мелкие желтые – можно. Вот такие можно, но собирать замаешься – старик указал на пару крохотных красных ягодок, бусинками свисающего с большого куста – Грибы найдете. Красные мухоморы знаете? Их не трогайте. Остальные съедобны. Еще тараканы лесные – жирные и сытные. Как поймаете, лапы и надкрылья в сторону, а пискучий мякиш – в рот задницей вперед. У башки откусите и жуйте. Мы ими чаще всего пробавляемся.

– Костры жечь можно?

– Что ты! Нет! В городе порой можно вроде как. Для того с песнями по лесам ходят, валежники собирают, сухие деревья рубят. Лес чистят. А потом сжигают собранное и пиршество закатывают. А в лесу огонь если разожжешь – мигом прибежит группа боевая и дюже сердитая!

– Группа?

– Ну как вы.

– Как мы – кивнул я, вставая – Что-то и у меня голова заболела. Уходите.

– Вот спасибо…

– Если про нас хоть кому расскажете… – едва-едва скрежетнул я металлом в голове и, не став договаривать, начал подниматься по склону, держа курс к камням на вершине.

– Не ходили бы в город! Кормчий – мразь! – пугливо вякнул старик.

– Мразь! – поддержала его Никша.

Глянув на них сверху-вниз, спросил:

– А Кормчий не системой разве поставлен?

– Матерью то?

– Ну.

– А что ну? Он ведь человек. А человеку дай к сиське сладкой надолго припасть – и он быстро мразью станет! Не ходите в Плес! Там чужаков не любят.

– И что сделают?

– А что с такими как мы делают? Подставят. Обвинят. И на эшафот. Наживка всегда нужна. А лишние рты – нет.

– Дай им еще мяса – кивнул я Рэку и ускорил шаг.

Меня догнал Хван и пошел рядом. Покосившись на его закутанную фигуру, скомандовал:

– А ну-ка рывок до вершины. Беги изо всех сил. Пора понять, чего ты можешь, а чего нет.

Дернулся капюшон. Послышался тихий стрекот. И Хван рванул вверх, с легкостью преодолевая метры крутого подъема.

– Не ходите в город, чужаки! Лучше с нами давайте! До Чистой Тропы!

– Еще увидимся – не оборачиваясь, махнул я рукой – Прибереги второе плечо, старый хрен.

Выстрела в спину я не боялся. Не из доверчивости – Рэк прикрывал. А я наблюдал за быстро удаляющимся призмом, что успел трижды упасть, но тут же вскочить и продолжить движение. Спринтер или марафонец? Быстрота движений впечатляет.

До вершины призм добрался быстро и без остановок. Но холм не так уж высок – я и сам смогу подняться на не меньшей скорости.

Едва уловив внутреннее самодовольство, резко остановился, повернулся, спустил к подножию, снова развернулся. И рванул вверх.

Не попробовав – не говори. Откуда мне знать смогу ли? Покажет только забег…

И он показал – я не ошибся. Но бедра и голени горели так будто в них всадили по несколько раскаленных игл. С огромным трудом удерживаясь от желания поддаться искушению и рухнуть навзничь, остался стоять, чувствуя, как стремительно намокает тело под меховой одеждой скрывающей защитное снаряжение.

Дерьмо…