– Тут уже одни слухи. Гоблины болтают – эхо носит. Но вариантов мало. Зловонка, Стылая Клоака. И там и там нет надзора Матери. Там царит вечный сумрак, Оди. Сплошная гребаная сумеречная зона. Там каждый коридор – тропа смерти. И поэтому туда не суются.
– То есть там живут?
– В Зловонке? Еще как живут. Если бульканье в дерьме можно назвать жизнью.
– Гоблины, орки?
– У них свои прозвища. Меткие. На Зловонке – дерьмоеды. Но если встретишься вдруг с кем из них, знай – себя они называют болотниками. Назовешь дерьмоедом – будет драка. А подраться они любят и умеют.
– Ага. Болотники… и почему? Догадки уже есть кое-какие, но…
– Все из старичков знают. Зловонка – бывший рабочий узел Дренажтауна. Вокруг него таких узлов шесть штук. Как лепестки навозного цветка идут кругом вокруг верхнего квартала. По сути – это гребаные сплетения сотен труб. И каждая труба – с дерьмом. Буквально.
– С чьим?
– С эльфийским! – фыркнула Энгри – Что за вопрос? Все дерьмо мира стекается в Дренажтаун.
– Прямо все? – недоверчиво прищурился я.
– Ну ты и гоблин! Выражение просто такое. Хотя может и правдивое. А так – все стоки ведут в Мутноводье и там фильтруются. Раньше и Зловонка исправно давала свою порцию вонючих отходов. Но однажды там случилась очень крупная авария. Лет двадцать назад вроде как. И авария была крайне серьезной. Куча сложнейшего оборудования вышла из строя. Все было так плохо, что Мать решила не тратить время на ремонт и, демонтировав силами гоблинов и орков остатки важной техники, оставила разрушенный узел как есть.
– Так все плохо?
– Я была там однажды. Не внутри. У входа. Но видела перекрученные и раздавленные толстенные трубы, вдавленные и вспученные стены, остовы разбитого оборудования – насосы и все такое. Мать мудра – там нечего было восстанавливать. Всю нагрузку перевели на оставшиеся пять узлов. А шестой… там самотеком продолжает сочиться дерьмо из дыр. Разлилось неглубокое болото – оно медленно стекает в построенный желоб тянущийся в Дренажтаун. Так вот появилась Зловонка. И вот там, как мне чудится, свининку и откармливают перед убоем. В тот единственный раз, когда стояла у входа, прикрывая наших, чудились мне доносящиеся из вонючей темноты жалобные крики… Года три назад боевое звено наткнулось на плывущего по сточному желобу жирного тяжелораненого червя. Они вытащили его. Он вскоре умер у них на руках, истекая говном вперемешку с кровью. И не сумел сказать ни слова – у него был вырезан язык. И выколоты глаза. И отрезаны яйца. О! Вот и мое вечернее развлечение. Освобождай место, гоблин.
– Спасибо – кивнул я, сползая с выступа.
– Не суйся в такие места. Сиди на Окраине. Тут куда безопасней – поверь мне.
– Верю. А Стылая Клоака?
– Про нее даже не вспоминай. Гиблое место.
– Ясно. Еще раз спасибо, Энгри.
– Да не за что. Все мы были новичками. Не забывай постоянно мониторить раздел заданий – система кадетов о допах не предупреждает.
Пропустив улыбающегося Энгри широкоплечего накачанного мужика чуть постарше меня, вернулся к своей команде. Назад не обернулся – зачем пялиться на чужую романтику?
Команда вовсю резалась в Морской бой, попивала компот и во всю костеря какую-то подлую подлодку. Другие посетители Веселого Плукса не отрывали глаз от экранов, но не забывали отдавать дань жареному мясу.
Свинина…
Мать вашу…
У меня воображение четкое, направленное, лишь слегка «размытое», я держу его под контролем, не разрешая устремляться вскачь. Но в этот раз я позволил себе дать воображению волю. И тут же перед глазами развернулась мерзкая яркая картинка.
Я будто воочию увидел, как посреди ночи на приткнувшегося в уголке тощего обрубыша-червя падает несколько зловещих теней, как умелые руки запечатывают червю рот или вырубают его умелым ударом по голове. Подхватывают обмякшую жертву и за десяток секунд выносят на сумрачную тропку. Умело меняя дорожки, избегая взгляда системы, приносят его к Зловонке. Хлюпая по вонючей жиже, тащат пленника все дальше и дальше в глубины заброшенного аварийного узла. И вот там, где нет полусферы, где нет обычных работяг гоблинов и орков, с червя сдирают одежду, разжимают ему челюсти и обрезают воющему бедолаге язык, тем самым окончательно лишая его звания разумного существа и превращая в обычную скотину мясной породы. Поочередно выкалывают глаза. Если мужик – отрезают яйца. Лишают источника гормонов? Чтобы меньше проявлял характер и быстрее набирал жирок?
Окровавленного червя бросают в загон или клетку, ставят перед ним миску со жратвой – и вряд ли это что-то вкусное. Не станешь жрать сам – вольют в глотку силком. Так или иначе но ты проглотишь свое пойло, скотина. А потом придет время, когда червь, потерявший волю к жизни, но не думающий и о смерти, просто покорно жрет что дают, а в оставшееся время слепо смотрит в пустоту дырами вырезанных глаз.