Ту армию, настоящую во всех смыслах, что была у нас еще год назад, сожрал беспощадный Восточный фронт. От былой роскоши осталось не больше двух миллионов немецких солдат кадрового состава, разбавленных еще двумя миллионами разного сброда. Не станет армейской группы «Остмарк» – большевики расчленят ее, после чего окружат и уничтожат отдельные куски, после чего драгоценный боевой состав вермахта сократится еще на полмиллиона солдат и офицеров, которых не восполнить никаким фольксштурмом. Мы гребем в армию нервных баб и двенадцатилетних мальчишек и девчонок, тем самым только затягивая агонию. Иногда меня одолевает побуждение самому сжечь свою страну, чтобы она не досталась врагу, при этом убив всех ее жителей, а иногда я готов сражаться за то, чтобы этого не случилось. Но я уверен, что в последнем случае никто из германских солдат не станет выполнять мои приказы, ибо немцы пока еще верят в гений нашего фюрера. Я не знаю, сколько еще таких ударов потребуется для окончательной гибели немецкого государства, но думаю, что все кончится еще в нынешнем году.
Сейчас, когда совместными усилиями авиации, артиллерии, матушки пехоты и штурмовых частей фронт наконец оказался прорван, можно остановиться и осмотреться по сторонам. Дело сделано: в последнем бою мы сбили последний вражеский заслон и открыли дорогу для наступления. Как раз у этого перекрестка в глубоких капонирах заняла позицию тяжелая танковая рота СС: три тяжелых танка «Тигр» и шесть легких самоходок вроде нашего «голожопого Фердинанда». Подставь мы им борта – и дело было бы плохо. А в лоб (спасибо конструктору товарищу Шашмурину) даже «Тигр» возьмет ИСУ-152 не более чем с трехсот метров. Но дело было совсем не так, что мы перли на засаду в лоб, а они в нас стреляли. Сначала засаду обнаружили летуны. Да и немудрено это – перекресток дорог так и просится для того, чтобы тут засели нехорошие люди, а потому воздушная разведка обратила на него особое внимание.
Видимо, наблюдатель высотного разведчика и в самом деле обнаружил что-то более чем подозрительное, потому что когда мы уже были на подходе, по данному перекрестку дорог ударили, мешая засаду с дерьмом, железнодорожные транспортеры с двенадцатидюймовыми морскими орудиями. Всего несколько снарядов, но каков эффект! По крайней мере, стоящий «на ребре» тяжелый танк, перевернутый взрывом, мне до этого видеть не приходилось. А ведь немчики старались: занимали позиции ночью, маскировались, в буквальном смысле заметали следы – и вот каков результат. К началу боя вражеская засада уже понесла серьезные потери. Один «Тигр», лежа на боку, оказался вне игры, еще у одного заклинило осколком башню[5] (о чем мы узнали только после боя), четыре легких самоходки разбило в хлам (много ли надо хлипкой конструкции на шасси дерьмового легкого чешского танка), и еще одна была частично ремонтопригодной, но времени у немцев на возню с ней уже не было.
Кроме всего прочего, взрывы морских снарядов посрывали всю вражескую маскировку и зажгли четыре чадных бензиновых костра, заметных издалека. Помог нам и ходящий кругами над полосой прорыва высотный разведчик, для которого немецкая засада оказалась как на ладони. А дальше – простая арифметика: расстояние до противника – полтора километра, шесть стволов в шесть дюймов против одного в восемьдесят восемь миллиметров. Еще один «Тигр» мог стрелять только в том случае, если одна из наших машин случайно оказывалась прямо на директрисе его выстрела (правда, тогда мы этого не знали); самоходка же из-за большой для себя дистанции и вовсе выбывала вне игры. Но мы ее замочили – просто на всякий случай, во избежание негативных нюансов. После короткой пристрелки, с третьего раза, машина старшины Носкова точно уложила в ее капонир гаубичную осколочную гранату. Вспышка взрыва, черное облако дыма от сгоревшего аммотола, разлетающиеся во все стороны обломки и чадный бензиновый костер – и привет Шишкину! Нам эта кусачая стерва сделать ничего не могла, а вот для штурмовиков, которые, спрыгнув со своих американских грузовиков и растянувшись в редкую цепь, пригнувшись, потрусили к вражеским позициям, ее осколочные снаряды представляли серьезную опасность.
Пока Носков разбирался с самоходкой, остальные пять машин взяли в оборот «Тигры». Сначала короткая пристрелка для уточнения дистанции, а потом – состязательная стрельба на поражение: сначала по тому «Тигру», что интенсивно от нас отплевывался из своей пушки, а затем и по тому, который вел себя скромно. Машина старшего сержанта Кубикова получила удар в середину наклонного лобового листа, слева от маски пушки: немецкий снаряд раздробил сменную металлокерамическую плитку дополнительной защиты и, оставив глубокую борозду в верхнем слое брони, ушел в небо на рикошет. Это не считая близких разрывов, которые для тяжело забронированных артсамоходов – даже меньше чем ничего. Для такой работы эти тяжелые машины и создавали, чтобы с дистанции прямой наводки глаза в глаза шестидюймовым калибром объяснять врагу, насколько он не прав.