НХЛ

Квигли уделяет главное внимание двум последним способам организации капитализма — финансовому и монополистическому Финансовый капитализм, в его представлении, возник внутри промышленного в ходе строительства железных дорог — слишком дорогих для любого отдельного капиталиста. Чтобы построить железные дороги, требовалась консолидация разных капиталов, и тут к делу подключился давно существовавший банковский капитал. Столетиями жившие только за счет кредитования, банки увидели новый способ заработать — инвестиции во вновь создаваемые отрасли промышленности, позволяющие получать kofi-троль над крупными корпорациями и участвовать в их прибыли. Обычные банки тут же стали инвестиционными, капитализм получил мощный приток новых средств, а найденный эффективный инструмент стал быстро трансформироваться в институт, претендующий на мировое господство (помните цитату про «создание мировой системы управления в частных руках»? вот это она и есть).

Однако профинансировав создание огромных промышленных корпораций (где железные дороги, там и сталь, и нефть, и электричество.,, весь современный мир создавался вокруг инвестиционного бума конца XIX — начала XX века), инвестбанки (подобно капитализму Маркса) породили своего могильщика; монополистический капитализм. Корпоративная (то есть находящаяся в совместной собственности различных владельцев) форма капитализма позволяла компаниям не только передавать пакеты акций инвестбанкам, но и самостоятельно размещать их на биржах, а также продавать их другим компаниям. Тем самым возникла (и была сразу же использована) возможность появления корпораций, не связанных с банковским капиталом (а напротив, способных создать собственные инвестбанки). На первый взгляд каж.ет-ся, что нет никакой разницы между корпорациями, созданными банками, и банками, созданными корпорациями — там и гам одинаковые буржуи. Однако Квигли отмечает принципиальное разногласие между этими двумя формами капитала¹:

«Международный золотой стандарт стал главным механизмом, с помо щью которого предложение денег сохранялось низким, а их цена — высокой. Высокая цена денег была выгодна кредиторам... по одновременно она означала низкие цены на товары и ставила в невыгодное положение заемщиков и товаропроизводшпелей» [Quigley, 1979, р. 393-394/.

Фундаментальные интересы банков и корпораций (финансового и монопольного капитализмов) были противоположны: банкам были выгодны дорогие деньги и дешевые товары, монополиям — дешевые деньги и дорогие товары. Подобное противоречие не могло не вылиться в прямое столкновение двух инструментов, один из которых — финансовый капитализм — уже практически превратился в институт^576577578579.

Так вот, кризис 1929-1945 годов и был финальной схваткой монополистического капитализма с финансовым:

«...финансовый капитализм родился около 1850 года и умер насильственной смертью в сентябре 1931, с крахом международного золотого стандарта...

Вследствие этого господство в экономике финансистов, таких как Роштильды, Морган, Мирабо', Барине, Монтегю Норман^sи даже Ивар Крюгер закончилось, и им на смену пришли крупные монополисты, та-

кие как Дюпон, Мелчетт\ Леверхулъм¹, Рокфеллер, Форд, Наффилд* и

другие» IQuigtey, 1979, р. 393-394].

Что же касается куда более масштабного кризиса, связанного с окончанием третьей эры экспансии и вступлением в эру конфликтов, то он нам еще предстоит, и в этом, по Квигли, заключается трагедия XX века. Но его же теория дает и надежду — на новый инструмент экспансии, который сумеет выйти победителем из схватки с институализировавшимся монополистическим капитализмом.

Читатель. Ну что, теория Квигли действительно многое объясняет. Кроме одного: а при чем здесь властные группировки? Какого банкира ни возьми, он будет за дорогие деньги, и точно так же любой промышленник — всей душой за дешевые. Историческая необходимость, судьбы цивилизации и так далее; хоть убейте, я не вижу здесь интереса к изучению отдельных группировок.