И, пока сержант прохаживался вправо-влево – шагов двадцать в одну сторону, шагов двадцать в другую – венгр
Сержант уже не боялся. Он попросту был злой, как черт. Раздражало его как раз то, что покойник
Под утро он опять как-то незаметно пропал.
На третью ночь снова заявился, пристроился к лежащему, еще более обезображенный, еще сильнее воняющий… В эту ночь смертельно уставший сержант смог все же уснуть. Спал урывками, видел короткие, какие-то
Поделиться своим несчастьем он ни с кем не решался. Кто бы ему поверил? Никто ведь, кроме него самого, ночного гостя не видел. Деваться было некуда – они так и обитали в том складе. Краем уха сержант слышал, конечно, что
Одним словом, сержант превосходно понимал, что совета, помощи и поддержки ему отыскать негде. Не к политруку же идти, не жаловаться, что убитый им фашистюга вопреки твердым установкам марксистско-ленинского мировоззрения три ночи подряд не дает покоя некрещеному советскому воину, кандидату в члены ВКП(б)… Вряд ли политрук мог бы чем-то помочь.
Хорошо еще, на четвертый день их подняли по тревоге и передислоцировали в другой городок, километрах в десяти западнее. Вот
Сержант клялся и божился, что все с ним произошло на самом деле. Больше всего, даже спустя многие годы, его бесило то, что он не мог понять:
А вот этот усатый фашистюга, чтоб ему ни дна, ни покрышки, отчего-то повадился беспокоить по ночам, и объяснения этому решительно не имелось. Ни материалистического, ни какого-либо иного. Случилось так однажды, вот и все…
Охотничий трофей
Весной сорок пятого наш артиллерийский полк действовал в Восточной Пруссии.
Однажды мы разместили пушки в саду какого-то поместья. Все обитатели дома давно сбежали, там не было ни души. И мы, несколько офицеров, пользуясь свободной минуткой, пошли посмотреть дворец. Не из одного только любопытства – неизвестно еще было точно, пойдем мы дальше или остановился там на какое-то время. Следовательно, нужно было посмотреть, как и где разместить личный состав в случае второго варианта.
Дворец был трехэтажный… Впрочем, следует оговориться: это
Но тогда мы впервые оказались за границей, ничего толком не видели, и дом нам казался дворцом. Кто-то припомнил слова Остапа Бендера: предводитель команчей жил в пошлой роскоши…
Быть может, и не было там особенной роскоши, но, в любом случае, трехэтажный домина был обставлен с размахом и на совесть: старинная мебель, картины, всякие безделушки… Комнаты мы осматривали бегло, а вот в зале на втором этаже надолго задержались.
Нашлось на что посмотреть. Сразу становилось ясно при всей нашей тогдашней неотесанности, что это был зал охотничьих трофеев, причем накопленных еще хозяйскими предками. Стояли там и чучела, на стенах висели головы – олени, серны, еще какая-то животина – было много охотничьего оружия, в том числе и очень старого. Вплоть до кремневых ружей и пик.
А вдоль двух стен тянулись аккуратные, красивые стеклянные витрины в железной отделке. Там уже лежали не чучела и головы, а черепа: как всевозможных оленей и быков, судя по рогам, так и хищников – уж их-то по клыкам с травоядными не перепутаешь…