НКВД. Война с неведомым

Но доверия этот, с позволения сказать, источник не вызывал ни малейшего. Во-первых, откровенно путался: то у него в кабине ездил синий гниющий мертвяк, то голый скелет. И во всем остальном имелись существенные разночтения, детали всякий раз менялись. Во-вторых, из десятка наших «интервьюируемых» о привычке шофера заманивать в кабину неосторожных путников говорил один этот старикашка. Все остальные повторяли одно и то же: машина-невидимка болтается по таежным дорожкам давно, лет сорок, многие ее слышали, но никто никогда не видел, и ни пользы от нее, ни вреда…

Вот такая история. Возможно, она и не впечатляет в сравнении с похождениями Малдера и Скалли (да и в сравнении со многими свидетельствами, в этой книге приведенными допрежь). Не впечатляет – если вас не было среди тех двадцати пяти, кто своими ушами слышали не единожды шум мотора совсем близко… Шум мотора машины, которой не было.

Финал? Да, собственно, не было никакого финала. Махнули рукой. Не писать же в Академию наук: «Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Пишут вам простые советские геологи числом не менее двадцати пяти. У нас тут каждый вечер ездит машина-невидимка, и задолбала она нас вконец, так что пришлите экспедицию, только чтоб главным был непременно профессор с бородой, иначе несолидно…»

Ага… Им что там, в Академии наук, подтираться больше нечем, кроме как такими письмами? Туалетная бумага имеется…

В общем, мы попросту махнули рукой на этого чертова невидимого ездуна. Мы туда приехали не загадки природы разгадывать, а выполнять конкретную работу, за что, между прочим, полагались приличные деньги. Своих забот было по горло. На шум мотора по вечерам больше не обращали внимания, и точка…

С некоей попыткойобъяснения – не этой загадки, но чем-то схожей – я столкнулся лет двадцать спустя. Один мой знакомый жил с напарником в таежной охотничьей избушке, и каждую ночь им чертовски досаждало долгое, совсем близкое петушиное кукареканье. Звуки вроде бы самые что ни на есть житейские – вот только до ближайшего жилья, где имелись бы курятники, нужно было идти на своих двоих километров пятьдесят. Обитатели охотничьей избушки, к слову, вели самый что ни на есть трезвый образ жизни – они туда пришли не водку жрать, а промышлять соболя. Опытные были охотники, профессионалы. И вот, извольте… Зима, полсотни километров до ближайшей деревни – а петухи орут поблизости каждую ночь…

В общем, они поступили точно так же, как мы в свое время – стали жить так, будто никакого петушиного пенья и нет вовсе. Благо, кроме этого назойливого кукареканья, более ничего странного так и не произошло.

Так вот, уже позже один городской человек с ученой степенью, услышав о загадочном петушином пении и о невидимой машине, пытался уверить, будто все дело в том, что в атмосфере существуют некие «звуковые каналы», переносящие-де мирные бытовые звуки аж за десятки километров…

Что ж, объяснение как объяснение, не хуже и не лучше любого другого. Беда только, что ученый человек очень быстро нам же и проговорился: означенные «звуковые каналы» – не введенная в научный оборот истина, а его собственная гипотеза, экспериментального подтверждения пока что не имеющая. Что, по-моему, научную ценность объяснения несколько снижало…

Так что… А что, собственно, «так что»? Все было именно так, и все осталось неразгаданным…

А вообще, в тех местах, о которых я пишу, с давних пор добывали золото. Для кого-то это не объяснение, но как для кого… Там, где добывают золото, знаете ли, частенько… блазнится, как выражались в старые времена. Маячит. Видится. Причем порой это нечтооказывает, знаете ли, активноевоздействие на свидетелей – в отличие от нашей машины, не причинившей никому ни малейшего вреда.

Такой уж металл это золото – металл, за который люди гибнут чаще и охотнее, нежели за все другие металлы…

И, что характерно, ни у кого из нас почему-то не было страха при явлении машины-невидимки. Не было, и все тут. Это лишь усилило наплевательское отношение к наблюдавшемуся феномену, чью загадку постичь так и не удалось. Вот если бы ночами пугало, если бы в палатку лезли синие рожи, а за спиной взрывались нелюдским хохотом замогильные голоса, если бы нелюдские огни светились, и дым шел до самого неба, а идолы сами собой выкапывались бы из земли…

А что до настоящегостраха… Был у нас в отряде пустой, вредный мужичонка. Не любили его за то, что выпив не более наперстка, начинал цепляться ко всем подряд с неясными ему самому претензиями, что-то ныл оскорбительное, за грудки хватался – одним словом, был хлипок и неопасен, но надоедлив, как комар. Пару раз ему подвешивали по сусалам, а потом, когда надоел вконец, решили проучить всерьез…