НЛО из Грачевки

Пашка уменьшил скорость, и вовремя: через несколько минут снизу взметнулось облако мути, и тарелка плотно села на грунт. Когда же вода вновь посветлела, каракатицы, к Пашкиной радости, уже не было.

Луч света выхватил из тьмы рыбу, похожую на камбалу. Лежа на дне, она следила за тарелкой флюоресцирующими глазами. Что-то в странной технике ей не понравилось, и, волнообразно помахивая плавниками, рыба скользнула в темноту.

- Интересно, зачем ей глаза на таких глубинах, - удивился Павел. Ведь тьма же кругом. Как она называется, ты, конечно, тоже не знаешь? злорадно осведомился он у Левки.

Тот удрученно молчал.

- Да, брат, - продолжал измываться над ним Пашка, страшно довольный тем, что вечный отличник Вольский сел в лужу. - Оказывается, для научных исследований неполное среднее образование... того... не подходит!

- Погодите-ка, - заговорил Тихон, прижимая фару к самому куполу. Черт, не вижу. Пашка, давай ближе...

Из темноты внезапно возник блестевший сталью цилиндр. За ним в полумраке виднелся еще один. Черные латинские буквы змеились в струях сдвинутой тарелкой воды.

- Батюшки, - простодушно удивился Левка. - Это еще откуда? Ну-ка, что там написано? Подрули... "Опасно!" на трех языках... Радио... Ого! Сматываемся отсюда! Быстро! Это же надо! - возмущался он, пока Пашка уводил тарелку от опасного места. - И тут помойка! Радиоактивные отходы! Ишь куда догадались... Ну, кому вот в голову такое могло прийти?

Тихон пожал плечами. Пашка тяжело вздохнул. Он давно простил океану и мурену, и всех каракатиц, но чувствовал, что океан никогда не простит людей за один-единственный такой вот цилиндр.

...Всю обратную дорогу Пашка ехидно уточнял у Вольского, какова научная ценность их экспедиции. Лев лениво отругивался. Сосредоточенно обдумывающий что-то Тихон молчал.

4

Поздно вечером Волков заглянул в лабораторию.

- Я к Савельеву. Опять вызывает. Дежурка внизу? - поинтересовался он. Получив утвердительный ответ, осмотрел сотрудников:

- Хватит на сегодня, расходитесь. Кто дежурит?

- Я, Константин Тимофеевич, - с готовностью отозвался Игорь.

- Повнимательнее. Если что... Держи в курсе.

Волков ушел, в лаборатории еще долго стояла тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног Игоря, слонявшегося по проходу между столами. Сцепив руки за спиной и ссутулясь, а оттого потеряв свой вечно вызывающий вид, аспирант бродил по истертым плахам купеческого пола, стараясь наступать на вылезшие от времени сучки. За окном давно уже стемнело, но никто не расходился.

- Устал шеф, - нарушил молчание Сеня.

- Да... - поддержал его Кирилл, сидящий верхом на потенциометре. Вымотался. Даже когда Агафона запускали, и то лучше выглядел.

- Да... комедия была, - выпрямил грудь Игорь. - Помните, приоритетный список диктовал по селектору: теория относительности, римское право! подражая хрипловатому голосу Волкова, сказал он.

Ребята засмеялись, заговорили, вспоминая.

- Гракович, помнишь, на вторые сутки, с чаем?.. "Какой чай?"говоришь...

- Не так было, - улыбнулся Гракович. - Я записываю, а он диктует: "Палеонтология - распространенный учебник, любой. Геотектоника - что угодно, только побыстрее. И еще чай". Спрашиваю: "Что по чаю: выращивание или потребление?" А он покашлял и говорит: "Да нет, Володя... Завари там стаканчик купецкого..."

- Да... тогда хоть понятно было, что к чему, - понизил голос Сеня. А сейчас чего? Чего вот он кренделя пишет?

Все замолчали. Агафон и в самом деле писал "кренделя". При неизменном и совершенно стабильном положении шнура под вакуумным колпаком напряженность полей развертки выписывала невиданные кривые. Части этих кривых, снятые на кальки, грудами лежали на столах Граковича и Кирилла. Ими были забиты папки. Копии были отданы в институт Математики. У Граковича было подозрение, что эти кривые содержат в себе информацию биологического порядка, и он вновь и вновь загонял шифрованные ленты в память институтской ЭВМ, получая ответы в основном нелестные, самым мягким из которых был: "Ваша уверенность необоснованна". Кириллу, имевшему версию технического характера, везло больше. У него даже была тоненькая папочка с заключениями о стопроцентном совпадении отдельных участков диаграмм с графиками разгона твердого тела в воздухе и в воде. Вопрос о разгадке тайны Агафона был вопросом времени, а не принципа.