Но и я

Однажды я спросила, что такое «теллурический». Он явно предпочел бы посмотреть какой-нибудь сериал про полицейских, которые проводят свои дни в решении запутанных загадок и погоне за преступниками, но и у них, как у простых смертных, полно проблем — и с деньгами, и в личной жизни. Вместо этого отец зарылся в справочники, чтобы дать мне точное определение. Если бы он хотел, то тоже мог бы быть симпатягой-детективом, как в сериалах. Он никогда не нервничает, у него есть кожаная куртка, больная жена и непростая дочь переходного возраста, — короче, все ингредиенты, необходимые для того, чтобы зрители его полюбили и переживали, как бы с ним не случилось несчастья.

Если я смотрю кино вместе с отцом, я даю себе слово молчать, но это сильнее меня — я не могу удержаться от замечаний и комментариев. Например, когда в кадре мы видим героиню, сидящую на диване с распущенными волосами, откинутыми назад, и в следующем же кадре та же самая героиня на том же самом диване сидит в той же самой позе, но волосы уже у нее на груди. Отец, поддразнивая меня, советует: выключи свой компьютер, Лу, поставь его на паузу, потом ерошит мне волосы, приговаривая: вот я сейчас тебе сделаю прическу!

Когда я была маленькая, мама укладывала одну-две шоколадные дольки на кусок хлеба и ставила в духовку. Я стояла рядом с плитой и через стекло смотрела, как плавится шоколад, как переходит из твердой формы в жидкую, мне очень нравилось наблюдать за этой метаморфозой, гораздо больше, чем само лакомство. В детстве я наблюдала, как сворачивается кровь на ссадинах, не обращая внимания на боль, ждала последней капли, которая должна загустеть, высохнуть и превратиться в корочку, ту самую, которую я, конечно же, потом сдирала. В детстве я опускала голову вниз и стояла в такой позе, пока не становилась красная как вареный рак, потом резко выпрямлялась и в зеркале следила, как щеки постепенно приобретают нормальный цвет. Я ставила опыты.

Сегодня я наблюдаю за изменениями своего тела, но я не похожа на других девочек, я имею в виду не тех, кто в моем классе, им уже по пятнадцать лет, нет, я говорю о сверстницах. Они ходят по улицам с таким видом, будто куда-то спешат, никогда не смотрят себе под ноги, а в их смехе звенят все тайны, которыми они делятся друг с другом. Мне же никак не удается подрасти, приобрести хоть какие-нибудь формы, я совсем маленькая, может, это оттого, что я знаю секрет, который остальные стараются не замечать, — я знаю, насколько мы на самом деле малы и ничтожны.

Если очень долго сидеть в горячей ванне, кожа на пальцах сморщивается. Я прочитала объяснение в книге: внешний слой кожи, эпидермис, впитывает воду словно губка, он растягивается и образует складки. Вот в чем истинная проблема: мы — губки. А я впитываю не только эпидермисом. Я впитываю все и всегда — стопроцентная промокаемость. Бабушка считает, что это опасно и вообще вредно для здоровья. Она говорит обо мне — ах, бедняжка, у нее когда-нибудь лопнет голова, она впитывает все подряд, как же она может в этом разобраться, нужно, чтобы она сортировала информацию, Бернар, вы должны записать ее в спортивную секцию, ну хотя бы на теннис, чтобы она расходовала энергию, не то — вот помяните мое слово! — у нее лопнет голова.

18

Он вошел в автобус через заднюю дверь, на следующей, после моей, остановке. Прямо напротив меня. Он подставил мне щеку, я держалась за поручень и пришлось его отпустить, чтобы дотянуться до него, несмотря на плотную толпу, я уловила запах ополаскивателя, исходивший от его одежды.

— Хорошо провела каникулы, Пепит?

Я скорчила гримасу.

Лукас стоит передо мной с непринужденным видом, как всегда. Но я-то знаю, что он знает. Знает, что все девчонки в лицее влюблены в него по уши, что мсье Маран относится к нему с уважением, пусть и делает постоянно замечания, знает, что время не подчиняется нам и что мир устроен неправильно. Лукас умеет видеть сквозь стекла и туман, в слабом утреннем свете, он знает, что такое сила и слабость, знает, что мы есть все и ничто, знает, как тяжело взрослеть. Однажды он сказал мне, что я — фея.

Лукас всегда производит на меня сильное впечатление. Я наблюдаю за ним, когда трогается автобус, все немного падают вперед, он спрашивает, как прошло Рождество, я не знаю, что ему рассказать, и спрашиваю его о том же. Ездил к деду с бабкой, в деревню, отвечает он и с улыбкой пожимает плечами.

Мне хотелось бы ему рассказать, что я потеряла Но, что очень беспокоюсь за нее, я уверена, он бы все правильно понял. Сказать, что иногда по вечерам мне совсем неохота идти домой, из-за всей скопившейся в доме печали, из-за пустоты в глазах мамы, из-за фотографий, запертых в деревянном сундучке, из-за вечных рыбных палочек на ужин.

— Слушай, Пепит, а может, сходим как-нибудь на каток, а?

— М-м-м…

(Я видела коньки в магазине «Go Sport», у них страшное количество крючочков и шнурочков. Безнадежно.)

Мы выходим у лицея, двери еще закрыты, ученики собираются группками, обмениваются новостями, курят. Лукас знаком со всеми, но он остается рядом со мной.