No Name

– Оставьте свой адрес, когда Адель вернется, я скажу ей… Боже, она так измучилась! С утра до ночи ищет Эсмеральду, а потом всю ночь плачет!

Эта женщина с таким истинным состраданием проговорила все это, что я сам чуть не выдавил из себя слезы. Я всегда был немножко сентиментальным и достаточно мне было только услышать, что кому-то плохо, как я уже вовсю переживал за этого человека.

Благо нашел я в своих карманах и ручку, и кусок бумаги, на котором нацарапал свой гостиничный адрес, понимая, что полетит этот клочок бумаги скорее всего в корзину для мусора, потому что не пойдет нормальный человек просто так послушать рассказ другого человека, последним видевшего пропавшую, пусть даже горячо любимую, собаку.

Вниз по авеню Цесаря я шел очень медленно. На душе было немножко противно. Именно противно, а не грустно, но я никак не мог понять, откуда во мне возникло такое ощущение. Я "перелистал" впечатления этого дня и нашел самое неприятное – это когда мне показалось, что после упоминания Айвеном о том, что моя "балерина" станет хозяйкой кафе, у нее вдруг стали тонкими обычно полненькие губы. И тут я понял, почему мне это показалось и откуда взялась на душе эта "противность". Конечно, сегодня у Ирины губы были накрашены. Яркая красная помада, именно она отравила сегодняшний день, вызвав из прошлого, без моего на то желания, мои детские комплексы. А теперь еще этот глупый визит сострадания, окончившийся ничем… Оставалось только надеяться, что "праздник" на вилле генерала Казмо очистит мое настроение от губной помады и моей собственной глупости.

Придя на площадь святого Лаврентия, я увидел уже удаляющихся ребят и понял, что немного опоздал. Догнал, извинился и зашагал вместе с ними. Айвен вел нас по незнакомым мне узеньким улочкам, пока мы вдруг не вышли на "неаккуратную" (как я ее назвал) аллею и уже по ней пошли дальше в сторону заброшенного ботанического сада.

Так вот, оказывается, почему я встретил здесь генерала, пившего в гордом одиночестве приятное сухое вино! Стало быть, у него где-то здесь вилла!

– Направо, направо! – скомандовал Айвен, показывая на проем между двумя близкорастущими магнолиями.

Ступив на едва заметную тропинку, мы начали спуск к морю. Прошли еще метров триста по легкому склону, который, без сомнения, обрывался и летел вниз совсем близко от нас. И действительно: на краю перед обрывом мы остановились на минутку полюбоваться открывшимся птичьим простором для парения – обрыв был глубиной метров в пятьдесят, а внизу, среди скал и желтого песка, на зеленом сказочном островке, соединенном с берегом черным металлическим мостиком, маленьким средневековым замком возвышалась вилла генерала Казмо: трехэтажный домик с арочными окнами, две башенки по бокам, терраса не меньше чем та, на авеню Цесаря, и маленькая пристань, у которой качались на волнах две небольшие яхточки.

Дальше тропинка шла почти по краю обрыва и мы гуськом, стараясь не заглядывать на ходу за этот край, не спеша двигались по ней, пока она не привела нас к более пологому каменному спуску; в монолите этой горы были вырезаны ступеньки. Камень был невероятно гладким и отполированным и, чтобы не соскользнуть вниз, нам приходилось спускаться как по лестнице-стремянке, держась руками за верхние ступеньки и нащупывая ногами нижние.

– А-а-а! – донесся до нас радостный крик генерала, когда мы подошли к мостику. И тут же в небо полетела, шипя, зеленая ракета.

Генерал стоял на своем островке и махал нам правой рукой, в которой держал ракетницу.

Перейдя через мостик, мы оказались на гладко подстриженной лужайке, перечеркивая которую, ко входу в дом вела дорожка, выложенная из красного шестиугольного кирпича. Дальше, по ней, мы уже шли за генералом.

За парадными дверями с витражными стеклами нас ждали ковры, лестница из красного дерева, ведущая на верхние этажи, древние картины, висевшие на стенах, и, конечно, другие, менее величественные, но столь же прекрасные деревянные двери с инкрустациями из полированного ореха и самшита.

– Я вам тут кое-что покажу! – задорно и немного хвастливо произнес Казмо, приглашая жестом следовать за ним под лестницу.

Там, открыв низенькую дверцу, настолько низенькую, что проходя в проем, нам приходилось пригибаться, он включил свет и повел нас вниз по высоким бетонным ступеням.

– Я вам покажу мое именное оружие, – негромко, и не оборачиваясь, сказал он.

Мы с интересом ожидали увидеть обещанное и вот, открыв еще одни двери, он впустил нас в большую комнату, стены которой были закрыты полированной древесиной и на этих стенах, точнее на разных крючках и в различных пазах, и горизонтально, и вертикально висели, лежали и стояли десятки карабинов, винтовок, автоматов, огнеметов, и особенно я был поражен тем оружием, назначения которого я не знал и не мог понять. Айвен ходил вдоль стен, причмокивая от удовольствия. У остальных тоже глаза горели. Кто-то гладил приклад винтовки с оптическим прицелом, кто-то трогал холодный металл огнемета. Проснулись военные инстинкты героев, ничего не скажешь!