«No Woman No Cry»: Моя жизнь с Бобом Марли

Во время всех слез и испытаний после смерти Боба, я приходила домой после работы и не могла выбросить неприятности из головы. Я чувствовала, что становится все труднее стряхнуть с себя оскорбления. Постоянные обвинения и критика летели в мой адрес как дротики в мишень. Я теряла свою естественную жизнерадостность, свою улыбку. Я, помнится, даже пела песню со словами «моя улыбка пропала навсегда». Должно было пройти немалое время, прежде чем я поняла, что жива и невредима. Хотя мы с детьми и справлялись без отца, были времена, когда нужен был мужчина в доме — хотя бы для того, чтобы взять на себя ответственность, как бывает в семье. Или просто помочь мне — потому что часто мне казалось, что обо мне никто не думает, все думают только о Бобе. Я нуждалась в такие моменты, чтобы кто-нибудь думал обо мне, любил меня!

Когда я открыла глаза, мне не пришлось далеко глядеть, потому что Оуэн Стюарт, мой добрый друг Таки, все еще беспокоился и заботился обо мне. Между нами всегда существовало много больше, чем секс, — любовь и забота. Поэтому я смогла открыть свое сердце, и мы возобновили отношения. Поскольку дети знали его и помнили, что он «мамин друг», у них не было ощущения, что я привела чужого человека в семью. Таки, как всегда, оставался хорошим другом, поддерживал меня и давал силы не обращать внимания на клеветников. «Поменьше переживай и поменьше работай, — всегда говорил он. — Побольше отдыхай».

Серита, моя последняя дочь, — это ребенок Таки. Она родилась тогда, когда я думала, что больше не смогу иметь детей. Это был финал — и какой! Мы с Серитой очень близки, потому что она росла со мной, когда другие дети уже были большими. После того как я завела пятерых собственных детей, мне казалось, что этого достаточно (хотя если бы Боб был жив, наверняка прибавилось бы еще несколько). Но Серита появилась в нужный момент — мне надо было как-то замедлиться, потому что тогда моя жизнь превратилась в суету с девяти утра до десяти вечера. За эти девять месяцев я по-настоящему отдохнула — все заботы отошли в сторону, остались только мы, я и ребенок у меня в животе. Это было очень хорошо для перемены обстановки, хотя я и продолжала работать. Другие дети были в восторге от перспективы появления нового ребенка в семье и дорожили неожиданной привилегией увидеть мою беременность. Некоторые люди все же спрашивали: «Зачем?» Как, например, тетушка. Когда я сообщила ей новость, она только и вымолвила:

— О нет, что скажут люди? — Хотя и прошло пять лет с тех пор, как Боба не стало, она считала, что я не должна заводить ребенка, потому что пойдут кривотолки.

Я сказала:

— Тетушка, хватит, забудь наконец о других людях — это моя жизнь! Кроме того, я не одна зачала ребенка, еще один человек участвовал. И если Бог того захотел, я только рада.

По сей день Серита все еще моя «кошелочка» — это имя она получила, потому что мне пришлось взять ее в турне. Уже через три месяца после родов нам пришлось ехать на гастроли. На помощь я позвала мать Минни по имени Рита Мазза — мы ее звали «мисс Рита». Серита у нас прозвалась Серита Мазза, а я просто Рита, так что у нас получилось «трио-Рита». Серита причиняла немало беспокойства мисс Рите. Бедная мисс Рита — хотя Серита была большая забавница, но все же в дороге с ней было много хлопот!

После того как мой отец приехал на Ямайку на похороны Боба, он решил остаться. Он постарел и понял важность того, чтобы просто находиться рядом с нами. К тому времени Уэсли переехал в Канаду со своей семьей, как и Донован, мой другой брат, которого вырастила моя мать. Другие дети папы, в том числе дети мисс Альмы Маргарет и Джордж, а также наши шведские сестрички — все они немного разветвили наше родовое дерево.

Папа приехал домой и был повышен в звании до «папаши». Когда папаша изучил список обязанностей, которые он мог бы принять на себя в нашем семейном бизнесе, он решил участвовать как музыкант в тех или иных записях, а также стал завхозом в «Tuff Gong» — его плотницкие умения при этом оказались неоценимым подспорьем. Он ремонтировал стулья и столы, окна и двери, устранял протечки, и вообще следил за всем, что требовало внимания. Все любили папашу, и он охотно всем помогал. Он говорил: «Рита, я прикрою, ты ж знаешь». И иногда он звонил мне по вечерам и высказывался по проблеме персонала: «Такой-то парень шутки шутит, а не работает на все сто, отлынивает!» Вот такой был папаша, прикрывал мой тыл. Помогал во всем.

Тетушка тоже была рядом со своим братцем — и как старшая (даром что миниатюрная) любила покомандовать, поэтому поначалу имело место легкое соперничество. Папаша возмущался, что она до сих пор всем заправляет. Он был поражен тем, что, вернувшись, нашел ее на том же месте, у руля. Даже после многих лет воспитания внуков, ответственности и всего прочего папаша беспокоился, что тетушка по-прежнему не дает мне принимать самостоятельные решения. Но я была ей крайне благодарна, хотя при этом четко знала, что ей можно позволить, а что нет. К тому же тетушкина забота позволяла мне уделять больше времени себе самой.