– Чего ты хочешь, белая вошь?! – прошипела она. Директор вновь схватил ее за шиворот, втащил в комнату и швырнул на кушетку. Глаза его налились кровью, затем пожелтели и обесцветились, блестя, как два ледяных осколка. Тело директора удлинилось так, что оскаленная голова замаячила под потолком, и весь он стал быстро таять в клубах тумана, который повалил из ушей его и ноздрей. В течение минуты Иван Гаврилович превратился в клубящегося белого призрака с жуткими ледяными глазами и пульсирующим провалом рта. Географичка, в пальто лежащая на кушетке, застыла от нестерпимого холода и ужаса.
– Чего ты от меня хочешь? – повторила она немеющими губами. – Какой от меня толк? Он ведь в мою сторону и не глядит.
– Делай что велено, тля! – просвистел-прошелестел призрак, и леденящий его голос звучал, казалось, сразу отовсюду. – Будешь повиноваться, в подарок получишь жизнь!
– Но что же я могу? – прошептала Галина.
– А много ли надо? – Белый призрак свернулся вдруг в спираль, резко распрямился и ринулся к ней под одежду. – Быть может, свет мой, – прошелестел он, сдавливая ей грудь холодом, – ты скоро сделаешь телефонный звоночек. Один короткий звонок.
Географичка потеряла сознание.
А когда очнулась, то лежала на кушетке голая, и возле нее участливо суетился директор.
– Ну-ну, Галина Даниловна, ну-ну… Экая вы впечатлительная, – бормотал он, протягивая ей чашечку дымящегося кофе.
Галина присела, взяла чашечку и сделала глоток. Зубы ее мелко стучали о стекло.
Глеб довез завуча до дома, выслушав по дороге нотацию о правилах поведения педагога и о неуместности в его устах некоторых рискованных шуток. Глеб не спорил – он лишь вздыхал, изображая раскаяние. Наконец Зинаида Павловна решила, что его проняло, и, выходя из машины, сделала признание:
– И все же, Глеб Михайлович, вы иногда меня смешите. Это мало кому удается.
– Правда? – улыбнулся Глеб. – Тогда ладно, до понедельника.
Завуч задержалась у приоткрытой дверцы.
– До вторника, Глеб Михайлович. У нас ведь перенос: восьмое марта попало на субботу, и ее перенесли на понедельник. Вы что, телевизор не смотрите, радио не слушаете?
– Да как-то… Нечаянная радость получилась.
– Вот и отдыхайте. До вторника.
Зинаида Павловна раскрыла зонтик и направилась к подъезду. А Глеб, рванув с места, помчался за Дашей.
Даша ждала его в прихожей, полностью одетая и с бутербродами на изготовку.
– У Мангустов бывает язва? – осведомилась она раздраженно.
– Ни язвы, ни других болячек. – Глеб прижал ее к себе. – Как же я по тебе соскучился!
– Если рискнешь это повторить, – отозвалась Даша, – я сорву с тебя одежду и… Представляешь, что будет?
Глеб вздохнул:
– За графиней ехать надо.
Даша куснула его за ухо.
– Вот именно. А то соскучился он, видите ли… Ты ничего не говорил, я ничего не слышала.
В лифте Глеб успел съесть два бутерброда с сыром и, пока садился за руль, ухитрился проглотить третий. Трогая машину с места, он торжествующе покосился на Дашу.
– Помнишь в списке сокращение “И.Г.З.” и ремарку справа – “учитель русского языка”?
Даша с усмешкой кивнула.
– Это оказался твой директор?
– Ага, Иван Гаврилович Зотов.
– Глеб, чтоб это выяснить, достаточно было позвонить по указанному рядом телефону. Можно было не называть своего имени, в конце концов. Или тут же повесить трубку.
– Разумеется, мисс Марпл, – кивнул Глеб. – Но в этом случае я бы не услышал: “Глеб Михайлович! Кофе готов, мой свет!”
Даша вскинула на него испуганный взгляд.
– Дурак, ты же рисковал!
Глеб удивленно поднял брови.
– Ты обо мне, что ли, беспокоишься?
– О ком же еще?! Оля мертва… Ты, конечно, рождаешься раз в четыреста лет, но… Этот тип очень опасен! Я не хочу ждать еще четыреста лет!
Глеб со вздохом взял ее за руку.
– Прав был Стив, когда предупреждал: “Опасайся женщин”.
Даша прижалась щекой к его ладони.
– Этот тип очень опасен, – повторила она тихо.
– Судя по тому, как перед ним тушуется твой дядя, – задумчиво проговорил Глеб, – наш Иван Гаврилович относится к “двойке”. Сильнее его лишь сам Змей.
Отстранившись, Даша попросила:
– Верни мой пистолет. Пожалуйста.
Глеб грустно усмехнулся:
– Пуля его не возьмет, родная. Но не волнуйся: мы сотрем их всех в порошок.
Даша приоткрыла окно и выглянула, щурясь от мелкого дождя.
– Само собой, добро восторжествует, и мы станцуем в финале румбу. Как полагается в сказках для детей.
– Чарльстон, – с улыбкой поправил Глеб.
– Что? – обернулась к нему Даша.
– Станцуем чарльстон в финале. Под диксиленд, под “Хэлло, Долли!”. Балдею от этой мелодии.
– Я тоже.
– Вот и прекрасно. Не пропусти свою сказку, родная.
Щеки Даши вспыхнули.
– Я не про сказку, я про счастливый финал!
Глеб пожал плечами:
– А кому, к чертям, нужны несчастливые финалы? В жизни, в фильмах, в книгах… Если честно, трагических развязок я просто не перевариваю. Такой вот я примитив. И кстати о детях… Заскочим на минутку к Колесниковым. Я Сашке с Танькой фрукты купил и сладости.
Даша посмотрела на него долгим взглядом, взяла вновь за руку и молчала до остановки у дома Колесниковых.
Дверь им открыл Саша. Лицо его вспыхнуло радостью, которую он тут же погасил.