Что касается того, оправдан ли пессимистический взгляд Голдинга на молодежь, ужасную вещь вам скажу, большинство писателей мечтали в детстве быть писателями, а вынуждены были работать учителями, как Стивен Кинг, как Аксенов в эмиграции, как Голдинг, для них педагогика была вынужденной уступкой. А я мечтал в детстве быть учителем литературы, писательство — это скорее моя профессиональная болезнь. Я наслаждаюсь педагогикой, я люблю, когда класс меня слушает, когда он мне отвечает и когда мы вместе что-то формулируем. Для меня это азартное занятие, как горные лыжи, но горные лыжи мне не даны, а это дано. Человек, не имеющий вкуса к педагогике, не должен этим заниматься, есть несколько профессий, очень сложных, — разведчик, сталевар, горнолыжник, — которыми нельзя заниматься без любви. И если вы в школе преподаете без любви, она вам отомстит так же, как горные лыжи мстят неопытным лыжникам, вы переломаетесь. И больше вам скажу, в литературе меня из коллег любят очень немногие, это нормально, в общем, писатели друг друга не любят. Точнее, графоманы друг друга не любят, писатели-то еще ничего, но сейчас почти не осталось писателей. А в школе меня бескорыстно любят человек пятьдесят учеников и человек двадцать учителей. Большинство писателей надеется когда-нибудь бросить школу и уйти в литературу, а я надеюсь когда-нибудь написать все, что я хочу, и уйти в школу. И в этом смысле я резко отличаюсь от Голдинга. Не знаю, дадут ли мне когда-нибудь Нобеля, но какую-нибудь профессиональную учительскую награду, я думаю, дадут.
1987
Иосиф Бродский
Мне вспоминается прежде всего чрезвычайно живая реакция на награждение Бродского в России. Это был единственный случай на моей памяти, когда страна так поразительно наглядно раскололась. Обычно у нас господствует либо кислый скепсис, типа это все литература второго ряда, либо оголтелый восторг, а относительно Бродского было поразительно четкое разделение: все сторонники перестройки и все новаторы восприняли это с восторгом, а все архаисты и патриоты СССР с негодованием и отвращением. Разделились не по эстетическому, а очень четко по политическому критерию, притом что Бродский вообще-то не диссидент, прямой антисоветчины не говорил и не писал, говорил на Западе часто, что не будет пачкать дегтем ворота своего отечества. Повторял: ну что я буду свою ссылку считать каким-то уж таким прегрешением режима, хотя столько рядовых крестьян пострадали за кражу какого-нибудь мешка удобрений. Он на самом деле всегда занимал позицию относительно советской власти довольно взвешенную, я бы даже сказал, аккуратную, притом что он вел себя безупречно по отношению к беженцам всяким, помогал танцовщику Годунову… Но при этом он очень как бы сам сторонился занятий политикой, а под конец жизни вообще совершил совершенно, с точки зрения либералов, ретроградный поступок, ренегатский, написав и прочитав публично стихотворение «На независимость Украины». Однако против своей воли всегда воспринимался как фигура прежде всего политическая, его награждение в 1987 году — награждение России, которая стремится стать свободной. Он попал в очень выгодные перестроечные контексты, я думаю, он прекрасно сознавал, что будет награжден, готовился к этому, я думаю.